Софья Могилевская: Мой папа - волшебник

И всё-таки, когда в мае они приехали сюда на дачу, было очень холодно. Лишь кое-где на кустах распустились листья. И только на соснах да на елях ярко зеленели иглы.

А один раз было так холодно, что бабушка сказала:

- У меня прямо зуб на зуб не попадает. Задувает во все окна. Сильный ветер на дворе.

Она накинула на плечи тёплый платок, но всё равно и под платком поёживалась. Тогда папа сказал:

- Сейчас будет жарко.

И пошёл в сад. А Сашенька - следом.

В саду и правда был сильный ветер. Верхушки сосен качались во все стороны, и каждый кустик тоже качался во все стороны.

У папы в саду лежало много-много палок. Одни были толстые, они назывались дровами, другие- потоньше- всё равно назывались дровами. А ещё были совсем тоненькие прутики. Эти так и назывались-прутики. Их приходилось подбирать и там и сям. Это была Сашина работа, потому что он всегда помогал папе во всех его трудных делах.

Вместе с папой они набрали разных палок - и толстых, и тонких, и совсем прутиков - и понесли в дом.

Перед печкой папа присел на корточки и стал запихивать в печку палки, которые назывались дровами,- и толстые и не очень толстые, разные.

- А эти? - спросил Саша, показав на прутики, которые притащил из сада.

- А эти - напоследок, печке на закуску,- ответил папа.

И правда, все Сашины прутики папа положил в печку под самый конец. А печка всё глотала, глотала, пока не проглотила все до единого поленца. Ничего на полу не осталось.

Тогда папа вынул из кармана коробок спичек. Чиркнул спичкой по коробку, и тотчас вспыхнул крохотный жёлтый огонёк. Этот огонёк вместе со спичкой папа сунул в печку как раз под те сухие прутики, которые Саша набрал в саду.

И тут вдруг все прутики весело затрещали. И вместо маленького огонька на конце спички в печке стал разгораться большой огонь. Яркий, шумный. И сразу там внутри стало не темно, а очень светло и весело.

Тогда папа закрыл печную дверцу и сказал Саше:

- А теперь, мальчик, даже близко не подходи сюда.

- Почему? - спросил Саша.

Ему-то как раз очень хотелось подольше смотреть на красивый, золотой огонь, который шумел в печке.

Но папа сказал:

- Огонь очень злой, может укусить.

- Укусить? - не поверил Саша.

- Ещё как - до волдырей…

- Гм,- всё равно не поверил Саша.

Но огонь в печке и правда заворчал:

Наверно, это был очень сердитый огонь!

- Вообще никому не следует подходить к печке, когда печка топится, - сказал папа.

- А бабушке? - спросил Саша.

- И бабушке не надо.

Саша взглянул на маму. Папа его понял и опять сказал:

- Ни-ни…

Значит, и маме нельзя было подходить, когда в печке был огонь. А про Машеньку даже и спрашивать не стоило: и так было ясно - нечего ей делать возле печки!

А огонь за печной дверцей так и шумел, так и бушевал, так и ворчал на все лады:

Возможно, это приговаривал сам папа, когда время от времени подходил к печке и, открывая дверцу, помешивал дрова длинной чёрной кочергой. Всякий раз после этого огонь злился ещё сильнее. Сердито фыркал, и куда-то вверх взлетали золотые искры.

- А тебя он почему не укусит до волдырей? - спросил Саша,

- Пусть попробует! Я его кочергой, кочергой…

И правда, папа ни капельки, ничуть не боялся огня. Он всё ворошил да ворошил дрова, пока в печке остались одни только красные угольки.

И тогда вдруг…

Нет, не вдруг и не сразу, а понемножку и постепенно в доме становилось теплее и теплее. Бабушка перестала ёжиться и кутаться в платок, а потом и вовсе скинула платок на стул.

- Вот тепло, вот благодать! - приговаривала она.- Замечательная печка…

Саша удивился: за что же бабушка хвалит печку? Если бы не папа, разве дома стало бы тепло да ещё благодать?