Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы

— Ну, и что ж? — насторожившись, пробормотал Опанас. — Что ж с того, что пять? Теперь мне девятый…

К чему завела эти разговоры Зина, было совершенно непонятно. При чем все это? А может, она хочет чего-нибудь выведать?

— Какой ты был тогда смешной! — мечтательно продолжала Зина. — Толстый, а щеки еще краснее… Кто-то из ребят сказал: «Дай куснуть…» А ты полез драться. Ты всегда был драчуном…

— Я дерусь только за дело! — сердито вспыхнул Опанас. — Зря не лезу!

— Я ведь пошутила, — воскликнула Зина. — Знаешь что? Сейчас мы вызовем председателя второго отряда, в котором Лева, и обо всем переговорим. Ладно?

Хотя Опанасу было отлично известно, что председатель второго отряда третьего класса «Б» не кто иной, как его брат Остап (ведь Остап всем уши прогудел своим хвастовством, когда его выбрали в председатели), тем не менее Опанаса чрезвычайно удивило появление долговязой фигуры Остапа.

Но несравненно больше изумился Остап, увидев рядом с пионервожатой Зиной, личностью почтенной и уважаемой всеми без исключения, своего младшего братишку Паньку.

— Тю! — воскликнул он. — С каких это пор мелюзга стала около пионерских комнат болтаться?

— С нынешних! — сказал Опанас и на всякий случай принял оборонительную позу.

— Чернопятко, — начала Зина, — Лева Михайлов ведь в твоем отряде?

— А то в чьем? — сказал Остап. — В чьем же ему быть, когда он из третьего «Б»?

— Об нем разговор есть, — сказала Зина.

— Чего так? — удивился Остап.

— . А вот твой брат Чернопятко из первого класса . А» расскажет.

— Обождите, — страшно взволнованный, вскричал Опанас, — а заседание?

— Какое заседание? — удивилась, в свою очередь, Зина.

— В пионерской комнате! — крикнул Опанас.

— Чего тебе далась пионерская комната? — сказал Остап. — Тут позаседаем.

Опанас огляделся. Ни стола, ни красной скатерти, ни председательского места. Ничего!

— Тогда я речь скажу, — проговорил Опанас и зашмыгал носом.

— Нехай скажет, а? — посмотрел на Зину Остап.

— Ладно, говори, — решительно сказала Зина, — только не очень длинно. Пять минут хватит?

— Мало, — твердо сказал Опанас, — полчаса…

— Еще что! — насмешливо сказал Остап. — Десять минут. Хватит с тебя.

— Мало, — решительно было начал Опанас, но тут же воскликнул: — Ладно, нехай двенадцать… Ни вашим, ни нашим…

— Ладно уж, говори, — согласилась Зина и засмеялась.

Опанас встал. Протянул правую руку, как на плакате в книжном киоске, громко втянул носом воздух и начал:

— Передаю вам пламенный первоклассный привет от первого класса . А»!

Остап одобрительно кивнул головой.

Опанас на секунду умолк, но затем с прежним воодушевлением продолжал:

— И еще вам передаю опять пламенный первоклассный привет от первого класса . А»… Ну вот, а теперь я буду просто рассказывать…

Пусть не было всего того, о чем мечтал Опанас по дороге в школу. Пусть они сидели не в самой пионерской комнате, а около нее. Пусть не было стола с красной скатертью (подумаешь, важность! Что ли нельзя поговорить и без стола?).

Но все-таки это было самое настоящее заседание. Они обсудили все по порядку, и все втроем решили, что Лева Михайлов поступил очень плохо и должен вернуть обратно Петрику Николаеву всю шведскую серию. Кроме того, о поступке Левы Михайлова нужно поговорить на отряде, потому что Лева поступил не так, как следует поступать советскому мальчику, а тем более пионеру.

— Теперь можно итти? — спросил Опанас, когда по всем признакам было ясно, что его первое заседание закончено. — А то еще треба Кирилку искать…

— Чего так? — удивился Остап.

— Пропал! — с непонятным восторгом воскликнул Опанас. — Наверняка из-за тридцати рублей. Совсем сгинул.

— Ох, мальчики, — простонала Зина, — или я уж совершенная дура и ничего не понимаю, или вы что-то скрываете. Уж выкладывайте, чего там вышло с тридцатью рублями.

— Ничего не вышло! Забыл в «Гастрономе» сдачу, а теперь тетку боится. Вот и все! — уже издали кричал Опанас и, быстро-быстро затопав валенками, побежал по лестнице.

А через мгновение Остап и Зина услыхали, как эти валенки топочут уже совсем где-то далеко внизу.

— Хороший у тебя брат, — сказала Зина, прислушиваясь к легкому и быстрому топоту удаляющихся ног.

— Ничего себе, — снисходительно согласился Остап, на тут же, спохватившись, прибавил: — Только дерется, як бес! И дюже горластый… А так ничего себе…

Опанас мчался обратно к Петрику.

В такой день ничто не могло удивить Опанаса, решительно ничто. И даже если бы откуда-нибудь, скажем с заводской трубы, ему крикнули: «Опанас, Опанас, полезай сюда!» — Опанас, не задумываясь, полез бы.