Николай Богданов - Путь к морю

Пацаны на Моряка удивлялись: как же, — бывало, встретятся пионеры, один ли, целое ли звено, посмеется, заденет их первый. Раз как-то уезжали они поездом, да на станции все распевали «Взвейтесь кострами». Барабан-то и не усмотрели. Пацаны сперли, продавили, да внутрь кошку дохлую Моряк запихал— нате, дрынгайте! А вчера вот шел по базару пионер, а галстук длинный. Подошел папиросник Луна:

— С моей матери платок, чем пахнет? — да сморкнулся в конец…

Едва его Моряк живым выпустил, а пацанам отмочил, рты разинули:

— Крысы, крысы вы есть, a они — смена, понимают о жизни больше и дело делают!

Совсем вывернулся парень. В отряде стал часто бывать; слышал беседы вожатого, приглядывался и как-то раз признался вожатому того самого звена «Краснофлотец»:

— А я бы тоже с вами…

Неудачными буквами, разными, кривобокими чертил заявление, и вот настал день. Все ребята как ребята, а тут уперлись глазами — пытают.

— Взаправду с нами хочешь или так только? — Вожатый звена изложил все, что знал про Моряка, и подвел:

— По-моему, такого парня принять.

— Конечно.

— Дельный парень.

— Свой.

— А социальное положение, а? — спросил кто-то. Моряк потупил глаза, вдруг тряхнул головой — была не была и жахнул:

— Торговец я!..

Все звено подскочило.

— Это как?

— Да так, водой.

— Зачем водой?

— Водой я торгую.

— А отец что делает?

— Не знаю…

— Как не знаешь?

— Да помер он.

— А мать-то?

— Тоже.

— Ребята, по-моему, это не беда, что он торговец, ему ведь жить нечем… как-нибудь потом искореним, — встал на защиту помощник звенового.

— Ребята, вы ошибаетесь, его надо рассматривать как беспризорника! — выступила пионерка Тося.

— Нет, я не согласен!..

Пожалуй бы долго спорили: вожатый, наконец, разрешил недоразумение и сказал:

— Люмпен-пролетариат; самый распролетариат!

После таких слов — спорить было некуда.

Моряк был принят в пионеры.

Вскоре у Моряка с тетей Маврой пошли нелады. Пришел раз с отрядного сбора, а в «нору» не влезть. Дым. Ругань. Протиснулся и задохнулся.

Сидят кучей торговые моряки, тянут спирт, закусывают чесноком и вонючей селедкой.

А тетя Мавра за хозяйку.

— Это што, — потянул ее за рукав Моряк, — ведь запрещенный спирт-то, а?

— Нишкни, мал ты еще!

Пьяные горланили песни и пачкали рвотной зеленью пол.

— Не хочу я их… я в милицию, — загорелся Моряк, спаиваешь?

— Ах ты, гадюка, тебе перед этими людьми на задних лапах ходить, в ножки кланяться чтоб в люди вывели. А ты…

— Вот он, Матвей Кузьмич, оголец; пристройте уж его, говорила я вам, — обратилась тетя Мавра к усатому. — Мешает он мне только тут, а вам поможет по поварской части…

— Я што ж… я… — Повар встал на кривые ноги и оглядел Моряка.

— Да кланяйся ты, гадюка, в ножки кланяйся, проси. Ну!?. — Моряк взглянул в пустые водянистые глаза корабельного повара, и ему стало мерзко: нет, не такой мой путь…

— Тьфу мне на вас! — крикнул Моряк и выбежал вон, и ночь жаркая не могла остудить горячих висков.

С тех пор что ни праздник— в норе попойка.

— Тетка Мавра, сойди с моей квартиры, — заявил Моряк в тихий летний вечер.

Тетка встала и не вздохнет.

— В категорический срок — завтра все это барахло забери, — указал на передний угол, вышел, лихо посвистывая.

Ремесленная улица горбатилась верблюдом, щерились обитые ступени, где-то далеко позванивал трамвай и тартакала водокачка.

— Ну, с теткой уладил, завтра выселяется, и отдаю мою квартиру нам под пионерский клуб! — докладывал Моряк пацанам, спускаясь на Хрусталку окунуться на сон грядущий.

Тетка Мавра и в ус не дула, встала и торгует, а Моряк не смутился.

— Срок истек, — заявил он пацанам утром, — пойдем, выселим.

— Складывай по порядку — иконы зря не порть — ее имущество.

Барахло тетки Мавры выросло порядочной кучей. Приставили охрану, занялись уборкой норы — пыль столбом. Любопытные соседки сбежались, как на пожар.

— Господи, што такое?

— Беги за самой-то!..

— Ой, батюшки, рехнулся парень!

Скоро в гору пыхтела сама Мавра.

— Это што, а? — загремела она, выкатывая глаза. Вдруг сообразила.

— Ах ты, огрызок, да я тебя… и ринулась всей своей громадиной на утлую хибарку.

— Держись! — скомандовал Моряк.

Дверь не поддалась, и в тетю Мавру посыпались камни и мусор, ребята крыли с горы.

— Передушу щенят! За ноги раздеру! Батюшки, родимые, да что вы окаянные. Ой…