Марк Гроссман - Тайна Великих Братьев

Никто ничего не спросил у Митрича. Тогда он продолжил, улыбаясь:

— Потому веселей должна быть, что ошибок мало, что все впереди, и ещё потому, что ничего не болит: ни тело, ни зубы, ни сердце. Это я серьёзно.

Никто снова ничего не ответил ему.

— Знаете что? — внезапно сказал Митрич. — Давайте с вами, дорогие Великие Братья, споём в последний раз ту песню, что пели когда-то…

И вот, сначала потихоньку, а потом всё громче и громче, полетела песня, повеселела песня, закрутилась в плясе между деревьями, понеслась к синему небу:

И неважно уже было, что в песне той по-настоящему и слов-то весёлых не так уж много и что песня та — про неудачную любовь, а только звенел, кружился над лесом веселый, звонкий, лихой какой-то мотив, и таял, таял на сердце ледок, вызванный внезапным и обидным уходом Великого недостойного Брата Мишки Губкина…

Андрей Андреевич Гуля по виду — борец, кулачищи такие, что самому, наверное, таскать их тяжело. А голос у Андрея Андреевича — просто смешно! — тоненький и тихий, будто ему в рот чужое горло вставили.

— Дети! — говорит Андрей Андреевич. — Ваш старый учитель, всеми уважаемый Акинфий Петрович, заложил в вас основы науки. Пусть послужат они вам фундаментом для восшествия на вершины жизни.

С передней парты Сашок Смолин тянет руку:

— Вопрос вам задать можно, Андрей Андреич?

— Задавай, Смолин.

— Что такое «восшествие», Андрей Андреич?

Гуля морщится и видит, что Лёшка Балашов тоже тянет руку вверх.

— И ты — вопрос?

— И я — вопрос.

— Давай.

— «Вершины жизни» — это что такое?

— Ну, вот что, — хмуро говорит Гуля. — Ответы на вопросы — после уроков. А сейчас открывайте тетради.

На перемене Сашок тихонько подходит к учителю и вежливо трогает его за рукав:

— Андрей Андреич, пойдёмте в воскресенье в лес. Может, следы интересные найдём, Андрей Андреич…

— Ты не лесом должен интересоваться, Смолин, — наставительно говорит Гуля, — а уроками. Государство желает тебя сделать культурным гражданином, и ты должен думать о своём будущем, а не о следах.

Сашок с испугом смотрит на своего могучего наставника и медленно отходит в сторону.

В воскресенье по знаку Великих Братьев поредевшее Племя приходит в Гнездо Горного Драко́на.

Грустно сейчас и, вместе с тем, как-то празднично в лесу: пожелтели берёзы и липы, пунцово-красным стал узорчатый лист рябины, оранжево горят наполовину облетевшие ветви осин, в пурпуре — листва черемухи. И только сосны и ели такие же, как были летом.

— Жечь костёр, или так будем? — спрашивает Лёшка.

— Так посидим. Говорить-то особо нечего.

Верно говорят: на сердце ненастье — так и в вёдро дождь, Настроение у всех дрянное, никудышное.

Сашок неожиданно поднимается на ноги, выпячивает грудь и говорит тонким девчоночьим голосом:

— Дети, не забывайте о восшествии на вершину…

Все немного посмеялись, отошло на душе. Теперь можно начинать Главный Совет.

Конечно, Андрей Андреевич — это не бывший вождь чернокожих Саркабама, и не очень-то с ним поиграешь в лесу иль в деревне. Но, может, и не каждому нужно это? Без Гули обойтись можно. Грамоте учит? Учит. И на том спасибо. А в Гнезде Горного Дракона и так ладно. Жаль, понятно, — здоровый больно, пригодился бы. Ну, на нет и суда нет.

Посидели ещё немного, вспоминали, какие дела на Главном Совете решить надо.

Лёшка предложил: как ударит морозец, облить крепость водой. Тогда все щелки, какие мхом не забили, лед оденет. Ни ветер, ни снег — ничто не страшно.

Так и решили, прежде чем разойтись.

…Учиться у Гули было скучно. Не умел он говорить с людьми, ни как Митрич, ни как дедушка Терентий, не видел он никаких тайн ни в лесу, ни в поле, не знал он никаких сказок, все у него в жизни было разложено по ящичкам, и на ящичках этих написано «хорошо» или «плохо».

Дома у Андрея Андреевича жила чистенькая тихая жена и две чистенькие здоровенькие девочки, похожие на куколок: обе русые, обе с голубыми бантиками, обе в белых, аккуратно выглаженных фартучках.

Учитель состоял в комсомоле и на собраниях говорил всегда одно и то же:

— Власть нам дала новую жизнь, и мы должны всемерно пользоваться преимуществами этой жизни.

Комсомольцев в селе было трое, не считая Гули. Все это был задорный народ, пытливый, храбрый на выдумку. Но Гуля у них был главный, и каждому дал какую-нибудь очень правильную и очень скучную обязанность. Старший брат Сашка́ — Кирька выпускал стенную газету, которую никто не читал, потому что в ней писалось только о вреде табака и о преимуществе книги Карла Маркса перед Библией.