Марк Гроссман - Тайна Великих Братьев

— На ту? — соображает Лёшка. — В ней — метров двадцать? Выходит, километров за восемнадцать видно будет. С холмика, с того вон, — и на все тридцать.

— Это, кажется, верно, — подтверждает Митрич. — С самолёта, говорят, на триста километров видно.

Тропа уже давно идёт по равнине, на которой редкими островками высятся одинокие сосны или берёзы, темнеют небольшие уколки. Солнце светит сильно, но уже нежарко, и Митрич предлагает сделать привал.

Все отдыхают и подкрепляются холодным мясом.

Покончив с едой, Лёшка осматривается и спрашивает Ивана Косого:

— Сколько до той вон берёзы, Ваня? До той, старой.

— Метров триста, — помедлив, отвечает Иван Косой.

— Нет, — посмотрев вверх, не соглашается Митрич. — Больше, пожалуй.

— Нет, Митрич…

— Тут нас глаза подводят. А потому ошибка, что солнце — впереди. На самом деле, до берёзы дальше, чем тебе кажется. Было б за спиной солнце — ты как раз бы наоборот решил. Так уж у нас глаз устроен, ребята.

— А ещё отчего ошибки бывают, Митрич? — спрашивает Сашок.

— Ещё?.. Ну, вот, к примеру, стоят две избы. До одной — верста, до другой — верста. Одна — на чистом месте, вторая — у тёмного леса. Какая изба ближе покажется?

— Первая, — неуверенно говорит Сашок.

— Ну, да! Предметы на светлом всегда ближе видятся, чем на самом деле. А то ещё такой пример взять: лежат два камня, большой да маленький. До каждого — по сотне шагов. А ведь большой-то ближе к тебе покажется!

— Очень плохо ночью ходить, — вступает в разговор Мишка Губкин. — Идёшь с рыбалки домой, увидишь огонёк, вот он — рядом. А топаешь, топаешь…

Великие Братья улыбаются молча: «Известно, как Мишка топает…».

— Это правильно, Миша, — неожиданно для всех подтверждает Митрич, — светляк в окне, костёр или пожар ночью хорошо видны, а до них — вёрсты. То же и с предметами, у которых яркие, заметные краски — белые, жёлтые, красные.

— Я сегодня на целый вершок умнее стал! — смеётся Ванька Косой. — Ещё поучиться — и до вас дорасту, Митрич.

— Дай бог, — отшучивается старик.

— Теперь мы уже всё про глаза узнали? — справляется Сашок.

— Нет, пожалуй, не всё. Какой воздух — тоже много значит. Скажем, прошёл дождь, прибил пыль к земле — будто приблизился к тебе предмет, на который глядишь. А в туман или в сумерки «отошёл» он от тебя. Утром и вечером, в холод — лучше видишь.

И это ещё не всё. Человек, или куст, или дом, когда они на равнине, кажутся ближе к тебе, чем на холмах да взгорочках. Оттого, к примеру, другой берег реки ли, о́зера всегда кажется ближе, чем на деле.

А взять такое: снизу вверх глядишь — ближе предмет. Сверху вниз — дальше. Взглянешь на иной подъем — вон крутизна какая! А пошёл — не так уж и страшно.

Внезапно Митрич замечает, что уставший Мишка Губкин старается подавить зевоту. Старик спохватывается:

— Заговорились мы, ребята! Темнота близко. О ночёвке подумать надо.

Все быстро поднимаются с земли, забрасывают за спину мешки и отправляются в путь.

— Бездельники, они всегда раньше всех устают, — ворчит Сашок, неодобрительно поглядывая на Мишку.

— В хорошее место я вас приведу ночевать, — говорит Митрич, делая вид, что не заметил слов Сашка. — В одну рощицу, в которой давным-давно укрывался от непогоды наш полк.

Через полчаса быстрой ходьбы старик останавливается у рощи.

Шумят таинственно на ветру чёрные деревья. Грустно кричит в наступающей темноте козодой: «Тр-уэррр-уэррр-уэррр, тр-тр-уэррр…».

Митрич опускает на землю свой мешок.

Мальчишки не ждут команды. Освободившись от груза, они бегут в чащу собирать валежник и хворост, валить невысокие ёлочки.

Митрич тем временем достаёт из мешка плащ-палатку, гвозди, молоток. Сложив все это у комля сосны, он отправляется за водой.

Пройдя несколько десятков шагов вдоль опушки, старик сворачивает в глубь леса. Перед ним, журча и поблёскивая игрушечной волнишкой, катится ручеёк.

Приметив несколько больших булыжников на берегу и набрав воды, Митрич возвращается к лагерю. Великие Братья уже развели костёр, прямой нож огня бьёт в тёмный безветренный воздух.

— Ты посторожи костёр, — говорит Митрич Сашку, — а мы за камнями сходим.

Лёшка, Иван Косой и Губкин торопливо идут за Митричем. Они не знают, для чего нужны камни, но ведь зря не поведёт их Великий Брат.

Сложив булыжники у костра, мальчишки ждут — не будет ли ещё какого приказа?

Митрич осторожно опускает камень за камнем в костёр, стараясь, чтобы они не мешали гореть дровам. Затем, приладив над огнём ведёрко, садится рядом, поджав по-башкирски ноги. Долгим невидящим взглядом он смотрит в чёрную глубину леса, шевелит губами и изредка даже встряхивает головой, будто отгоняет от себя какие-то воспоминания.