Марк Гроссман - Тайна Великих Братьев

Покурил Митрич трубочку, беспощадно сказал себе:

— Бить меня некому, Лёша. Думал: сладится как-нибудь всё…

Ещё не успели Великие Братья об этом подумать, как пришли в Сказ две бумажки.

Одной из них областной комитет партии отзывал к себе Кузьму Дмитриевича Морозова.

Во второй говорилось, что Облоно направляет в деревню учителя с высшим образованием — Андрея Андреевича Гулю вместо старого Акинфия Петровича.

Перед тем, как уехать в город, теперь уже, видно, навсегда, Митрич обошел дворы Великих Братьев и нарисовал на воротах Кинжал и Маску — тайный Знак Племени.

Ещё до рассвета все пятеро пришли в Гнездо Горного Дракона.

Присели на чурбашки, помолчали, не смотря друг на друга.

— Сошлись кой о чём помолчать, — улыбнулся старик. — Может, отойдём да поглядим, каково-то мы сидим?

— Пушки из дырок повытаскать надо, — мрачно сказал Мишка Губкин. — Никто на крепость нашу не нападал и нападать не будет. А снег в те дырки летит. Простудимся.

— Ничего, пусть остаются, — нахмурился Лёшка. — Мало ли что — никто не нападал. Могут ещё напасть. А без пушек — какая крепость?

— Конечно! — поддержал старик. — Может, и пригодятся пушки-то…

Потом добавил:

— Достаньте вы, ребята, болотного мха, щели законопатьте. Книжки берегите, чтоб сырость не побила.

— Не буду я больше сюда ходить! — внезапно сказал Мишка. — Нечего лбами трясти, не маленькие уже!

Все удивлённо посмотрели на Губкина. Сашок спросил:

— Ты Клятву давал или не давал?

— Мало ли что — Клятву! Всю жизнь её теперь держать, что ли?

— А как же! — удивился Сашок. — На то и Клятва, чтоб — всю жизнь.

— Мамка мне больше не велела сюда ходить, — уныло сообщил Мишка.

— Ты что же, матери сказал?!

— Сказал! Она спросила, я и сказал.

— Ну, ладно, ладно, потом разберёмся, — пытался погасить ссору Лёшка. Ему стало не по себе, что безладица эта началась при Митриче, в последний день его здесь, в Сказе.

— Ничего не ладно! — озлился Сашок. — Сейчас разобраться надо. А Мишку из Братьев к чёрту выгнать!

— Посмотрите-ка на него! — прищурился Мишка. — Выгоняла какой! Да я, если хочешь знать, сам уйду.

И не слушая товарищей, не взглянув даже на Митрича, пытавшегося успокоить Великих Братьев, Губкин быстро спустился по верёвке и побежал к деревне.

Все сидели хмурые, молчали. Только Сашок не выдержал, пробурчал:

— У него лень за пазухой гнездо свила, вот что…

Митрич вдруг тряхнул серебряными волосами, набил трубочку табаком и сказал, озорно посматривая на ребят:

— Ничего, Великие Братья! Жаль, конечно, Мишу Губкина. Ну, да ведь мил насильно не будешь… Может, и лучше, что ушёл он…

«Бодрит, — подумал Лёшка. — А самому, небось, муторно».

И догадавшись об этих мыслях, Митрич серьёзно сказал мальчишкам:

— Жизнь — не ровная дорога, ребята. Ухабы есть, и горы есть. А все же хорошее это дело — жить на земле. Если жить с толком, как надо, многое можно сделать: загадки отгадать для науки, хороший урожай вырастить, звезду какую-нибудь открыть. Мало ли что можно сделать, если жить как надо!

Вот расстаёмся мы, и хотелось бы мне, чтоб шли вы по жизни честно и трудно. Легко на извозчике кататься, а жить всегда сложно. И не бойтесь вы уставать в жизни, потому что славная это штука — усталость от хорошо сделанной работы.

Немало ещё вокруг равнодушных людей. Они бездумно свою жизнь тратят: спят, едят, на работу кой-как ходят — для куска хлеба, для бутылки с водкой в праздник, для новой рубахи.

А прочти такой человек в книге, что работа — счастье, что есть на земле любовь, как небо: бездонная, голубая, с солнцем и с тучами, — ухмыльнется такой человек, пощиплет себя за бородёнку: «Эва, сказки, братец!».

Нет, не сказки это, ребята! И пусть не каждому в жизни счастье такое, как любовь и веселый труд на земле, — хочу я, чтоб шли мои Великие Братья по жизни, как положено честным веселым людям: голову подняв, вперед глядя. Обещаете мне?..

— Обещаем… — сказал Сашок и вздохнул.

Остальные молча кивнули головами.

— Ну, что ж, расходиться будем?

— Посидим ещё, Митрич, — быстро сказал Сашок, и голос его задрожал так, будто маленькому мальчишке вдруг захотелось расплакаться. — Самую малость ещё посидим.

Митрич оглядел ребят, раскурил трубочку и сказал не то серьёзно, не то в шутку:

— Молодёжь, она намного веселей стариков должна быть. Это уж непременно.