— Здравствуйте. Ничего, я назначу следующего.
— Это председатель детисполкома — Арсюша Лопатин. — И, оглянувшись, я добавляю: — Если б ты знала, как я тряслась раньше, когда встречала его.
— Почему? — спрашивает Соня. И предлагает: — Пойдем на улицу, расскажи, как ты живешь, и про Арсюшу. Он обижал тебя?
Мы выходим в весенний сад. Большой дом фабриканта Веснера, где помещается наш детским дом, со всех сторон окружен садом. Вокруг живая изгородь. Лужайки и пруд.
Я иду с Соней, а сама думаю, что ей рассказать. Впервые я имею такую возможность. Сколько раз за это время я мысленно жаловалась ей. Как я тогда страшилась непонятного, нового. Но за это время очень многое изменилось в моем представлении. Насмешливые, горластые, враждебные ребята оказались хорошими, чуткими товарищами.
— Вот про Арсюшу, — шепотом говорю я. — Он был раньше как разбойник. Это я только тебе. Нам нельзя это вспоминать.
И я подробнее рассказываю. Когда я сюда пришла, то через несколько дней Арсюша и его товарищи (тридцать четыре мальчика) бросили в воспитателя — дядю Андрея — железные миски с горячим супом. Арсюша свистнул, а они бросили, вот…
— Но что же все-таки случилось? Или так, без причины? — интересуется Соня.
— Нет, с причиной. Было очень холодно. Мальчик Саша из их спальни не послушался воспитателя. Тогда дядя Андрей взял да раздетого вытолкнул на мороз. Он стоял недолго. Арсюша узнал, поднял крик, побежал к директору. Мальчика ввели в спальню, а у него ноги как синька, которой стирают белье. Мальчик болел долго. А Арсюша хотел Ленину писать, а потом ребята меж собой договорились и бросили миски с супом.
— Ну, а вы? Испугались?
Мне вспоминается, как мы сидели с раскрытыми ртами, сдерживая крик. Как мы, ложась спать, составили все десять кроватей, легли вместе, прижались телами и тряслись.
— А дальше? Чего ты замолчала? Теперь он председатель. Все его слушаются. А про свою жизнь, — добавляю я, — и не знаю, что сказать. Я научилась вышивать.
— Домой хочешь?
Я колеблюсь и опускаю глаза.
В кабинете директор прощается с отцом.
— Приезжайте обучать своему ремеслу ребят, — говорит он.
— Спасибо. Я теперь мастер. Учеников хватает.
— А вы чего грустная? Пусть поживет. Не грустите, — говорит директор Соне. — Придет время, когда самые обеспеченные родители станут просить, чтоб ребят устроить в закрытые школы. И не будет мест. Вы до этого доживете!
— Но это, наверно, плохих детей. С которыми дома не будет сладу, — обнимает меня Соня.
— Вы не правы! У родителей не бывает плохих детей. А Юдася — хорошая девочка, слов нет.
Это я — хорошая девочка. Я больше не голытьба, не голодранка, не нянька, не дылда, не шантрапа, не дармоедка! Я — хорошая девочка. Это сказал старенький строгий директор. Я бы заплясала.
Я долго смотрю вслед уходящим Соне и папе. Тепло переполняет мне грудь. Милые мои!
Меня окликают подруги. Возвращаюсь к играм и делам. Детство продолжается.
Дорогие читатели!
Понравилась ли вам эта книга?
Автор и издательство просят вас присылать свои отзывы по адресу: г. Воронеж, ул. Цюрупы, 34, Редакция художественной литературы .
Цадик — духовный прорицатель.
Гой — иноверец.
Ввиду дефекта страницы отсканированной книги абзац восстановлен частично и предположительно. — Прим. книгодела .