Юлия Шифрина - Я — хорошая девочка

Соня в отчаянии смотрит на нас. Уже перестали танцевать и петь ребята, измазанные в повидло, а Соня стоит с убитым лицом.

Левко говорит ей:

— А хто ж его знав… Как это отбор?

Я смотрю на Соню, на усмехающуюся Домну Пантелеймоновну и боюсь, что Соня заплачет. Подбородок у нее дрожит. Через мгновение она разражается неудержимым смехом. Левко снова пускается в пляс. Это уже от радости.

А вскоре мы снова приходим в музыкальную школу. На этот раз нет повидла. Ребят собралось немного. Стоит столик. За ним старенькая седая женщина в черном шелковом платье — Гителе, учитель пения, и Соня.

Сначала зовут девочек. Учитель пения прижимает скрипку подбородком и берет одну ноту. Потом он говорит, чтоб мы повторяли. Он и в классе это говорил. Но у меня не получается. Еще идут девочки. У них тоже не очень хорошо получается.

Тогда Гителе садится за пианино и берет звуки, а мы должны повторять. Мы гудим по-разному. И пищим и кричим. Но вот очередь доходит до Таньки. Она ни за что не идет. Мы ее выталкиваем. У нее на глазах слезы. Снова берет учитель ноту. Таня дребезжащим голосом повторяет. «Еще!» И вдруг она повторяет свободно и легко. Следующие ноты она тянет, как скрипка, чистым серебряным голоском.

Из-за двери выглядывают мальчишки.

А Таня забыла про нас: поет ноту за нотой. Наконец Таньку отпускают. Она идет радостная с широко открытыми голубыми глазами и розовым ртом.

За столом волнение:

— Это же будет Вяльцева, — восторгается Гителе.

— Только для одного такого таланта надо открыть музыкальную школу, — говорит Соня.

Так мы начали учиться музыке.

Соня обучает папу грамоте. Она приносит из школы белые картонки с черными большими буквами. Хорошо ему. Я учила без картонок. И сейчас неплохо поиграть в картонки. Но отец, как маленький, не дает притронуться к ним. Наверно, когда человек начинает учить буквы, он делается таким. Он капризничает, сердится на Соню, что так медленно его учит:

— Как ты можешь быть учительницей? Удивляюсь! Целый месяц не можешь научить газету читать.

А Соня смеется:

— Тихо, папа! Здесь же ученицы моей школы. Что ты подрываешь мой авторитет?

Но отец еще ворчит:

— Хорошие смешки!

Начинаются занятия с отцом. Мне нравится смотреть. Они занимаются редко. Когда Соня свободна. Придет с работы и накормит больную маму. Если отец не стоит в хлебном хвосте. Это очередь за хлебом.

Складываются три картонки: «Д», «О», «М».

Отец прочитывает «дом». У него захватывает дыхание.

— Дом!! — говорит он.

Соня спокойно смешивает картонки и говорит:

— А теперь…

Отец кричит с такой силой, что даже мама пугается:

— Что ты сделала? Ведь больше так никогда не получится!

Он схватывает картонки и лихорадочно ищет эти буквы. Соня быстренько снова ставит «Д», «О», «М». Отец с трудом успокаивается.

— Тебе легко приходится. Про отца бы подумала.

Руки у него дрожат.

— Успокойся, папа! Ты просто начал читать. Понимаешь, читать? — как можно бережнее, жалея отца, говорит Соня.

Но отец, не очень доверяя, придвигает к себе все картонки. Занятия продолжаются.

— Ты чего здесь торчишь? — замечает меня Соня. — Уроки сделала? Ноты переписала? Так иди перемени в очереди Рейзл…

Уроки по арифметике я делаю быстро. А что до нот — не дается мне музыка никак. В себе самой я слышу эту ноту или песню, а начну вслух, получается какая-то совсем другая.

Когда молчу, опять во мне течет нужная песня. Прямо мучение. Как будто заперли ее в сердце.

Хлебная лавка находится на Каменной. Это такая улица, на которой происходит гуляние в «Проходку». Она большая, мощеная. Девчата и парни медленно ходят то в одну сторону, то обратно. Но не вместе. Сначала плывут девчата, а потом парни и говорят веселые слова. Девчата оборачиваются, что-то вскрикивают и смеются.

На этой Каменной мы с отцом стоим в очереди за хлебом.

Отец любит разговаривать в очереди.

— Подумать, кто я был до свободы. Батрак батраком. А теперь как никак — мастер в скорняжной. У меня есть подручные. Правильно написано в книге: «Мы не рабы, рабы не мы…»

Отец хвалится своей ученостью. Мне даже неудобно. Ему возражает Самуил, муж тети Златы:

— Вы тогда не стояли в таком хвосте. Лишь бы денежки, иди и купи, что душе угодно.

— А где были денежки? У меня или у вас? Мы калачи покупали?

Тут же стоит тетя Дуня с маленьким на руках. Мать Левко. Она поддерживает разговор.

— Бедняку всегда плохо.