Мара Будовская - Вечер в Муристане

Наутро была пятница, выходной. Я сбегал за молоком и свежими булочками, Гая нарезала салат, Боря поджарил яичницу. Накрыли стол и включили телевизор.

«Депутат кнессета Ротштейн с супругой были убиты вчера прямым попаданием ракеты «кассам» в ходе визита группы депутатов в район обстрелов. Госпожа Ротштейн находилась на пятом месяце беременности».

Я, несмотря на вновь расцветший кактус, а может быть, именно из–за него, убежал в ванную и там разрыдался. Талила! Горячая, хлебосольная, любвеобильная, беременная Талила. С ее вечным страхом падающих с неба ракет. Представляю, как он уговаривал ее поехать. Приводил статистические данные запусков, попаданий, ранений и смертей. Старый козел! Все поехали с супругами, и он потащил ее в пекло.

Не успел я умыться и привести себя в порядок после обильных слез, как раздался звонок в дверь. Пришли Бумчик с Булгаковедом. Лица у обоих были полны трагической решимости.

— Моня тоже хотел прийти, но Рива его не пустила. — строгим голосом произнес Булгаковед.

— Что случилось? — спросил я с некоторым облегчением от того, что с Дедамоней и Бабаривой все в порядке.

— Лучше спроси, чего еще НЕ случилось. — заявил Бумчик.

— А я предупреждал, что нельзя снимать этот фильм. — воскликнул Булгаковед.

— Да дело не в том, что сняли, а в том, что продали. — ответил Бумчик. — Значит так. Цурило бесследно исчез. Талилу убило ракетой. Таисия Фрид умерла от рака молочной железы еще в прошлом году.

— Я не знал про Таю…

Да, да. В один день я получил три известия. Тая, Талила. И Катя. Те, кто любил меня. Те, кого я любил. Кактус разросся до размеров меня самого. Ведь он, кактус — это и есть я сам. И любовь не бывает первой или последней. Она, любовь, то живет в нас, то засыхает. В зависимости от того, есть ли рядом человек, способный ее питать.

— Ты не знал, а она умерла первой после завершения фильма. А Талила — последней из троих живых, которых ты снял.

— Но Цурило, возможно, не умер.

— Не знаю. Может, и не умер, но пропал. Талила погибла вчера в шесть вечера. А около восьми разбился Натик.

— Тая, Талила и Цурило появляются в фильме. А Натик при чем?

— А Катерина при чем? Ее–то убили еще на прошлой неделе! — влез Борька.

— Как, Катерину убили? — вскинулся Бумчик.

— Миша, покажите–ка нам, пожалуйста, сцену бала. — тихо произнес Булгаковед.

И показывать было не нужно. В этой сцене, в голом виде, в бриллиантовых колье или боа из страусовых перьев, с черными, рыжими или светлыми волосами, расклонирована, расштампована, как Барби, виртуальная Катерина. Значит, логика Бумчика верна.

— В остатке мы имеем: Евгению Марковну, меня и тебя, Миша, — продолжил Бумчик.

— Почему? Нас же в фильме не было.

— И Натика не было. Но он участвовал в продаже.

— И меня же вы забыли! — вставил Булгаковед.

— И, возможно, автор сценария тоже под ударом.

— Впрочем, что–то мне подсказывает, что создателей он на этот раз пощадит. — пробормотал Булгаковед.

— Послушайте, может быть, это все совпадения! — сказал Борька.

— Ничего себе, совпадения! — неожиданно подала голос Гая.

Говорила она с легким акцентом. Что значит, абсолютный слух! Все затихли и уставились на нее.

— Да, я могу по–русски! Что дальше? — сказала она с интонацией Изабеллы.

Никто не прервал немую сцену, и она продолжила, но уже на иврите, чтобы не шокировать публику:

— Вот скажите, почему с Нати случилось не на войне, а на дороге?

Потому что воевать он не боялся. Зато все время лихачил и в глубине души боялся аварии.

— А Талила боялась ракетных обстрелов. Она из Кирьят — Шмона. А Тая — рака. У нее родители от рака умерли. — сказал я.

— Мишка, каков твой сокровенный страх? — спросил Бумчик. — От чего ты боишься умереть?

— Я не думал об этом.

— Но чего–то ты боишься?

— Только не смейтесь. Почему–то боюсь попасть под суд. У папы была копия протоколов суда над Бродским, сделанных Фридой Вигдоровой. Я их перечитывал много раз. С тех пор боюсь.

— Ладно, суд — это не смертельно. Адвоката наймем хорошего. Дальше. Чего боится Евгения Марковна?

— Летать на самолете. И не потому, что самолет может разбиться, а потому что у нее тромбофлебит.

— Звони ей, пусть отменяет все поездки.

— Ну да. И пусть останется жить в Китае. Она сейчас как раз там.

— Черт побери! — чертыхнулся Бумчик.

— Неуместное замечание. — сказал Булгаковед, и поправил — Помоги, Всевышний.

— А вы чего боитесь, почтенный автор сценария?