— Я ничего не боюсь. Я свое проклятие уже пережил. Мне семьдесят восемь лет, и я хорошо себя чувствую.
— Завидую. А я вот всю жизнь пью и боюсь за свою печень.
Тут Гая засобиралась уходить. У нее, мол, завтра концерт. Репетировать–де надо. Я‑то знал, что она едет к Натику. В свете страшного воландовского проклятья он показался ей мучеником. А что я держал ее в обьятиях всю ночь — это несчитово. Кактус выпустил еще порцию колючек. И она уехала.
Потом, помнится, позвонил Дедамоня и ругал меня за обман, подделку и наведение проклятия на наши головы. Булгаковед с Бумчиком ушли, обсуждая, в какую клинику Бумчику лучше обратиться. Мы с Борькой выпили водки за упокой Катькиной души.
Думал поехать на похороны Талилы, но депутатские почести, телевидение, гора Герцля в Иерусалиме — все это не по мне.
На следущей неделе папа вылетел в Китай, чтобы лично сопровождать маму во время обратного рейса. У Бумчика нашли цирроз печени, и он лег в больницу.
Аракел, моля Господа об исцелении лучшего друга, прополз на коленях от своего дома до Гроба Господня (метров двести–триста) с горящей свечой в руках и в наколенниках для езды на роликах. На этом мольбы о снятии проклятия не закончились. Дедамоня, Бабарива и Булгаковед с женой съездили к Стене Плача. Сонька Полотова попросила своего папу, вернувшегося в лоно ислама, замолвить словечко перед Аллахом. Мои родители перед полетом сходили в пекинский Храм Неба.
Но напрасно. Несмотря на то, что папа запасся антикоагулянтами и еще какими–то штуками, и его даже пропустили со всем этим в самолет, и билеты были в бизнес–класс, несмотря на все это тромб, которому суждено было образоваться, образовался. И оторвался. И попал в мозг. И маму парализовало на левую сторону.
Комиссару Массимо Скорпи уже доводилось расследовать гибель манекенщиц. Сербки, польки, украинки, русские гибли от передозировок, жестоких мужчин, завистливых подруг. Но что могло убить Катерину, умную и красивую женщину на четвертом десятке?
Обследование электронной почты Кати — Клон и движений на ее счетах выявило возможных фигурантов по делу, кроме Орлова и Билдберга: бывшего ее мужа Бориса, Михаила Фрида и Дино Паолино, татуировщика, который самолично явился в морг и опознал тело. Со всеми этими мужчинами она по очереди спала.
В ноутбуке Кати обнаружился текстовый документ на русском языке под итальянским названием «облезлая шлюха». Впрочем, долго помощи в переводе этого документа Массимо ждать не пришлось.
Израильский Интерпол прислал для расследования убийства израильской гражданки свою представительницу. Массимо пришлось встречать ее в Мальпенсе. На табличку «Ольга Мардер» отреагировала длинноногая девица с черной косой и в квадратных очках. Массимо поприветствовал ее на английском. Она ответила без тени улыбки. Везти свой чемоданчик она ему не позволила. В лобби отеля они обменялись. Он отдал ей флэшку с «облезлой шлюхой», а она ему — протоколы допросов Михаила Фрида и Бориса Левитина.
Ольга поднялась в номер, приняла душ и углубилась в Катеринины записи.
Господи, какая же я старая! То, самое первое письмо я отправила Дино обыкновенной почтой, на бумаге и в конверте. А его ответ был закапан слезами! А теперь все новые буквы в мире — печатные.
* * *
Зачем я пишу? Кому? Биографам? Потомкам? Самой себе? Читателям будущей книги? Никакие биографы со мной не разберутся. Я сама не могу разобраться уже почти тридцать пять лет. Не могу выбрать ни страну, ни мужчину, ни профессию. Так все было просто ТАМ и ТОГДА, пока не нашел меня проклятый Орлов.
Все пошло наперекосяк, но не тогда, когда я вдруг похорошела, и не тогда, когда Мишка отверг меня ради женщины на десять лет старше, и не тогда, когда я выиграла конкурс.
Все пошло наперекосяк, когда обнаружилось, что я — КОПИЯ. А Орлов выставил копию вместе с оригиналом на всеобщее обозрение.
* * *
Ездила в Женеву, в клинику. Заморозила яйцеклетки. Пока я еще не совсем старая. Почему Женева? Потому что тут нет войн и землетрясений, и детям будет здесь спокойно. Когда придется их рожать — даже и не знаю. Ничего, детки, посидите немного в мерзлоте. Мама вас выручит.
* * *
Сейчас сижу в самолете, лечу в Израиль. Почему–то вспомнила, как приезжал отец Дино. Удивительно, но он впервые тогда посетил места, где происходили события, которые он столько лет исследует. Помню, как он впечатлился Западной и Южной стенами Храма. Кричал, что Храм прекрасно мог бы достоять до наших времен. Проклинал императора Тита, за то, что разрушил величайшее строение и погубил историческую судьбу прекрасного народа. Мы с ним, помню, выпили, и по пьяни он построил целую теорию насчет того, что еврейский народ первым докопался до абстрактной природы Бога. И что Иисуса казнили правильно, ибо он вверг человечество назад, в сектантство и идолопоклонство. Поносил Римского Папу, который не отдает еврейскому народу убранство Второго Храма.
Читать дальше