Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Ничего не поделаешь, Фрэнк, – сказал судья Диккеншитс. – Это слишком опасная игра. Все газеты следят за ними. Если что, им житья не дадут.

В результате была задумана еще одна мера, более мягкая и успокоительная для газет, но гораздо менее подходящая Каупервуду. Путем пересмотра старого «Закона о конной тяге и движении грузовых судов» городской совет Чикаго получал право выдавать концессии сроком на пятьдесят лет вместо двадцати. Но это означало, что Каупервуду придется вернуться в Чикаго и продолжить свою битву там. Это был жестокий удар, но все же лучше, чем ничего. Если он сумеет победить в очередном бою за концессию в стенах чикагской мэрии, то получит все, чего хотел. Но удастся ли это сделать? Разве он не обратился в законодательное собрание штата специально, чтобы избежать такого риска? Его намерения будут выставлены на всеобщее обозрение. Однако в конечном счете, если цена окажется достаточно большой, члены городского совета могут наскрести в себе больше мужества, чем эти провинциальные законодатели. Им придется это сделать.

Поэтому, после бог знает каких отчаянных перешептываний, совещаний, споров и подбадривания малодушных, после отклонения первого законопроекта ста четырьмя голосами против сорока девяти при помощи очень сложной процедуры через юридический комитет была внесена вторая инициатива. Она была принята, и губернатор Арчи, после тяжких раздумий и внутренней борьбы, подписал законопроект. Человек недалекого кругозора, он недооценил масштаб искусственно возбужденного социального протеста и его последствия для себя. Каупервуд, стоявший рядом с ним, щелкнул пальцами перед лицом своим врагам, продемонстрировал жестким торжествующим блеском в глазах, что он по-прежнему остается хозяином положения, всем своим видом показывал, что он еще заставит чикагские газеты преклонить перед ним колени. Кроме того, в случае прохождения законопроекта в городском совете, Каупервуд пообещал сделать Арчера богатым и независимым человеком с помощью вознаграждения в пятьсот тысяч долларов.

Какие только незримые бурления, заговоры, политические интриги и разглагольствования ни были в редакционных колонках в Чикаго между 5 июня 1897 года, когда был принят законопроект Мирса (получивший название в честь отважного законодателя, предложившего его на рассмотрение и заработавшего на этом небольшое состояние), и его представлением в городском совете в декабре того же года! Несмотря на острую неприязнь к Каупервуду, в местной общественной жизни существовал слой прагматичной и расплывчатой человеческой субстанции, который не рассматривал его в совсем уж неблагоприятном свете. Эти люди сами занимались бизнесом. Трамвайные линии Каупервуда проходили у их дверей и обслуживали их. Они не представляли, чем его трамвайный сервис может отличаться от услуг, предоставляемых другими компаниями. Это были материалисты, видевшие в демонстративном поведении Каупервуда оправдание их собственной материальной точки зрения и не боявшиеся говорить об этом. Но против них выступали проповедники, несчастные, неустойчивые глупцы и невежды, видевшие лишь то, о чем трещали в газетах. Были также анархисты, социалисты, отдельные налогоплательщики и поборники общественной собственности. Были очень бедные люди, которые видели в богатстве Каупервуда, в сказочных историях о его нью-йоркском доме и его художественной коллекции причину их бедности. В это время по всей Америке распространялось предчувствие грядущих великих политических и экономических перемен. Страна полнилась слухами, что хозяевам жизни на самом верху придется уступить дорогу более богатому, свободному и счастливому существованию для простых людей. Раздавалось множество голосов, выступавших за восьмичасовой рабочий день и публичную собственность на общественные концессии. А здесь существовала громадная трамвайная корпорация, обслуживавшая население в полтора миллиона человек, занимавшая улицы, которые люди создали самим своим присутствием, взимавшая со всех этих скромных горожан дань в размере шестнадцати или восемнадцати миллионов долларов в год, не платившая достаточный налог в пользу города от этих громадных доходов и дававшая взамен (как писали в газетах) плохое обслуживание, обшарпанные вагоны, отсутствие свободных мест в часы пик, отсутствие продуманных пересадок (на самом деле, существовало триста шестьдесят два отдельных пересадочных пункта). Простой труженик, читая об этом при свете газового рожка или электрической лампочки на кухне или в гостиной своей обшарпанной квартиры или ветхого домишка, а также просматривавший другие статьи о вольготной и роскошной жизни богачей, чувствовал себя лишенным изрядной части своего законного состояния. Все сводилось к задаче вынудить Фрэнка А. Каупервуда оплатить свой долг перед Чикаго. Ему больше не должно быть позволено подкупать олдерменов; он не должен получить пятидесятилетнюю концессию, привилегию на получение которой он уже купил в законодательном собрании штата, растлевая и коррумпируя честных людей. Его нужно прижать к ногтю, заставить его подчиниться закону и порядку. Ходили слухи, о справедливости которых авторы этих обвинений даже не подозревали, что законопроект Мирса был проведен через палату представителей и сенат с помощью наличных денег, обещанных даже самому губернатору. Никаких веских доказательств не существовало, но Каупервуда считали коррупционером грандиозного масштаба. В газетных карикатурах его изображали капитаном пиратского судна, приказывавшего своим головорезам взять на абордаж другое судно – корабль Гражданских Прав. Его изображали в виде разбойника в черной полумаске и насильника, душившего прекрасную деву по имени Чикаго одной рукой, а другой отнимавшего у нее кошелек. Теперь эта баталия начала приобретать мировую известность. В Монреале и Кейптауне, в Буэнос-Айресе и Мельбурне, в Лондоне и Париже люди читали об этой необыкновенной борьбе. Он наконец стал поистине общенациональной и международной фигурой. Его первоначальная мечта, пусть и при несколько иных обстоятельствах, исполнилась в буквальном смысле.