Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Да.

– Человека можно убрать с должности мэра Чикаго так же легко, как и с должности губернатора в Спрингфилде, – продолжал мистер Каркер. – Если вы хотите снова стать мэром Чикаго еще на два года или баллотироваться на пост губернатора в следующем году, пока не придет время новых президентских выборов, поступайте, как сочтете нужным. Между тем, по моему мнению, с вашей стороны было бы неразумно связывать свое имя с идеей общественной собственности. В своей борьбе с мистером Каупервудом газеты подняли вопрос, который нельзя было затрагивать.

Вскоре после ухода мистера Каркера появился мистер Эдвард Арнил, обладатель славной фамилии, а затем мистер Джейкоб Бетал, лидер демократической партии в Сан-Франциско. Оба сделали предложения, которые, если последовать им, могли бы привести к взаимной поддержке. Далее прибыли делегации влиятельных республиканцев из Миннеаполиса и Филадельфии. Даже президент банка Лейк-Сити и президент банка «Прери Нэшнл» подтвердили уже сказанное. Мистер Лукас пребывал в большом замешательстве. Безусловно, политическая карьера была непростым делом. Стоит ли наносить упреждающие удары по Каупервуду, как он собирался сделать? К чему может привести непреклонная политика по защите прав народа? Будут ли люди благодарны ему? Будут ли они помнить о нем? Допустим, текущую газетную компанию следует смягчить и направить в более спокойное русло, как предложил мистер Каркер. Что за путаница и неразбериха царит в этих политических делах!

– Послушай, Бесси, – обратился он однажды вечером к своей миловидной, пышущей здоровьем русоволосой жене. – Что бы ты сделала на моем месте?

Она была сероглазой женщиной, жизнерадостной, практичной, в меру тщеславной, с хорошими семейными связями, и гордилась положением мужа и его будущим. Он имел привычку обсуждать с ней свои служебные проблемы.

– Вот что я тебе скажу, Уолли, – ответила она. – Тебе нужно за что-то держаться. Мне кажется, что на этот раз простые люди должны оказаться в выигрыше. Не знаю, как газеты могут изменить свою позицию после всего, что они уже натворили. Ты не обязан выступать за общественную собственность или за любые несправедливые притеснения для состоятельных людей, но я все равно убеждена, что концессия на пятьдесят лет – это уже слишком. Ты должен заставить их что-то платить городу и получать концессии без взяток. Они вполне способны на это. На твоем месте я бы придерживалась выбранного курса. Ты не можешь обойтись без простых людей, Уолли. Ты просто должен иметь их доверие. Если ты утратишь их расположение, тебе вряд ли помогут эти политики и кто-либо еще.

Было ясно, что настало время, когда мнение людей нужно учитывать. Так и только так!

Буря, разразившаяся в связи с махинациями Каупервуда в Спрингфилде в начале 1897 года, не утихала до следующей осени, привлекая всеобщее внимание еще и потому, что она широко освещалась в прессе восточных штатов. «Дело Ф. А. Каупервуда против штата Иллинойс» – так одна нью-йоркская ежедневная газета подытожила состояние дел. Притягательность славы очень велика. Кто может устоять перед ярким сиянием личности некоторых людей? Даже в случае Бернис это обстоятельство имело некоторую ценность. В чикагской газете, которую она однажды нашла на столе у себя дома, где недавно побывал Каупервуд, публиковалась редакционная колонка, которую она прочитала с большим интересом. После перечисления различных злодеяний Каупервуда, особенно в связи с нынешним законодательным собранием штата Иллинойс, там было написано: «Он обладает хроническим презрением к обычным людям. Они для него – лишь невольники, которые тащат колесницу его величия. Никогда он не унизил себя до прямого обращения к людям. Когда в Филадельфии он пожелал захватить общественные концессии, он вступил в преступный сговор с продажным городским казначеем. В Чикаго он пользовался привилегиями, которые должны способствовать общественному благу. Фрэнк Алджернон Каупервуд презирает людей, для него они лишь средство, масса согбенных спин, по которым он шагает к своему всемогуществу. Он глубоко верит в себя и только в себя. Он запирает врата своей славы перед большинством людей, чтобы зрелище их нужды и страданий не омрачало его эгоистичное блаженство. Фрэнк Алджернон Каупервуд не верит в людей».

Этот боевой клич, прозвучавший в последние дни затяжной схватки в Спрингфилде и подхваченный чикагскими и некоторыми другими газетами, чрезвычайно заинтересовал Бернис. Пока она думала о нем, ведущем свои потрясающие битвы, снующем между Нью-Йорком и Чикаго, строившем свой великолепный особняк, ссорившемся с Эйлин, он мало-помалу начинал приобретать черты сверхчеловека, полубога или мифического героя. Разве можно прилагать к нему обычные правила и оценивать его жизненный путь по меркам обычных людей? Никогда! А ведь он стремился к общению с ней, искал ее взгляда, был благодарен за ее улыбку и терпеливо ждал возможности исполнить любое ее желание, любую прихоть.