Мор Йокаи - Призрак в Лубло

Смотри, вот сейчас я говорю с тобой громко, но если я и замолчу, то и тогда беседе нашей не конец: я только и делаю, что разговариваю, разговариваю с тобой...

Жужи остановилась возле кафедрального собора. Это был Дебрецен, подлинный Дебрецен! Нигде в мире нет такой красивой большой площади, как здесь; высокие дома вокруг, тонущие в снежной вечерней дымке, кажутся далекими и маленькими; на их фоне кафедральный собор со своими огромными колокольнями, величественным фасадом, массивными дверьми и напоминающими башни колокольнями выглядит столь серьезным и торжественным, что у истого дебреценца так и распирает сердце. Это не гордость, не надменность, а настоящая спесь! В этом городе у него ничего нет, ничего на свете, кроме двух подушек, да и то не пуховых, перины и кое-какого бельишка; но того, что он дебреценец, он не променял бы ни на какое сокровище в мире...

Йошка и Жужи смешались с гулявшими по главной улице.

От гостиницы «Золотой бык» до Вокзальной улицы катилась сплошная людская волна – все, кто только мог ходить, вся молодежь, вышла погулять. Все толкали друг друга, и все, буквально все говорили о любви!

Что же это такое – любовь, если о ней столько разговоров? Жужи не знала этого, но сейчас снова чувствовала себя такой счастливой, что даже слезы навернулись на ее маленькие голубенькие глазки. Она склонила набок свою круглую головку и шла, шла, как голубка. А Йошка был рядом с ней! Он достал из кармана леденцы в шелковистой бумажной обертке и угостил ее. Она взяла в рот, леденец показался ей таким сладким, вкусным и приятным, словно то был ангельский дар.

— Купил для Мароти, – сказал слегка захмелевший от счастья Йошка, желая подразнить Жужику.

Девушка в тот же миг энергично выплюнула леденец.

— Глупая, – сказал парень, – но принес-то я тебе!

Она немного смягчилась, но уже не взяла другого леденца. Как можно играть святыми вещами?!

Наконец вместе с толпой они добрались до «вшивого кафе». Большими группами люди валили в кино; прошло немало времени, пока, наконец, Йошке удалось купить билеты. Оба были настолько рассеянны, что пошли прямо на зеркало; оно было во всю стену, и его только тогда замечаешь, когда уже дальше идти некуда и ты стукаешься об него носом. Несколько подростков как раз наблюдали за промахами влюбленных, – ведь влюбленный ничего не видит и не слышит, может даже в огонь ступить. Они засмеялись, но тотчас же умолкли, потому что Йошка сжал кулаки, а Жужике было приятно, что он сильный парень и вместе с ним бояться нечего...

Наконец они уселись рядышком на свои места, слева в конце ряда, в середине зала.

— Хорошие места? – спросил Йошка.

— Хорошие.

Когда стало темно, руки молодых людей встретились в крепком пожатии; они сжимали их насколько хватало сил.

И глаза их затуманились слезами. Тут начался сеанс, показывали какую-то киношутку, нагромождение всякой чепухи, можно было бы вволю посмеяться, но они только смотрели, чуть улыбаясь. Им было не до смеха.

Только тогда и пришли в себя, когда началась настоящая картина.

Не все было им понятно. На экране мелькали могущественные господа, богатые американцы. Но одно они поняли: молодой красивый барич должен был жениться на своей двоюродной сестре из-за приданого, и еще потому, что этого желал дядя, священник, да и девушка тоже любила его. Беда только в том, что он любит другую, другую женщину, хотя она не так красива и молода, к тому же еще -

вдова, а все-таки он ее любит, любит Лукрецию...

О, эти прелестные рукопожатия, нежные и ласковые рукопожатия, эти незабываемые взоры; молодые люди смотрят, словно погружаясь один в другого, глаза увлажняются, пересохшие губы улыбаются. Ой, как бы им уже хотелось поцеловаться – это желание пронизывало каждую клеточку их существа. . А все нельзя, все нельзя: целый час горит этот огонь, который подогревает зрителя, печет его, так что он заливается румянцем и кипит, как жаркое на вертеле, когда его вращают на огне.

Так на какой же из двух он женится? Затаив дыхание, все следили за развертыванием событий. .

— Ой, уже признались! Вот целуются... Но как красиво!

Женщина наклонила голову набок и подставила губы, как голубка, а мужчина медленно, медленно прильнул к ним...

Нет, нехорошо смотреть такое.

И все же на ком он женится?

Дядю-священника постигает несчастье; случайным выстрелом девушка убивает его, и он, умирая, благословляет ее брак с молодым героем – перечить нельзя. Лукреция должна смотреть, как юноша целует Мари (ради дяди-священника, а через голову Мари смотрит на нее).