Мор Йокаи - Призрак в Лубло

Но какая-то неудержимая, невероятная сила тянула, тащила ее – она не могла не пойти. И сразу весь мир преобразился в ее глазах: снег лежал такой свежий, деревья кутались в иней, и весь этот противный Дебрецен, который целый год был скопищем пыли, теперь стал красивым, белым, украшенным сказочными деревьями. Может быть, бог смилостивился и ради нее разукрасил так весь мир.

После обеда быстро стало смеркаться; мать, точно Аргус, следила, как она одевается.

— Ты куда это собираешься?

— К инженерше пойду.

Это как будто успокоило мать.

— И я пойду за тобой, – все-таки проворчала она.

Жужика вскипела.

— К чему эти придирки! Когда это вы ходили за мной следом?

Мать, никогда еще не видевшая свою дочь в таком воинственном настроении, оторопела.

— Ладно, ладно, ступай одна.

Жужика ничего не ответила. Со злостью она вынула все подарки, полученные от сапожника. Сапожник сделал ей пару лаковых туфель, до того хорошеньких, что и описать нельзя. Она надела их. Надела и блузку, и пальто такого бледно-зеленого цвета, какими бывают листья ранней весною.

Видя, как дочь наряжается, мать успокоилась: не иначе как собирается похвастать! На сердце у нее стало легче: похоже, что дочь и в самом деле благоволит к сапожнику, желанному зятю.

Как-то раз Йошка подарил ей брошку; то была дешевая и не очень красивая брошь с изображением лебедя и обнаженной женщины. Брошку эту она не любила – сапожник дарил лучшие. Теперь же она надела ее, но спрятала поглубже, чтобы никто не увидел – ни Йошка, ни люди.. А

все-таки надела – надела тайком, презирая, ненавидя, но надела, причем впервые. .

Когда она прошла Чигекертский большак, у лавки к ней подошел Йошка.

Лицо Жужики было залито румянцем: она заметила одиноко стоявшего Йошку еще с противоположной стороны улицы и теперь, покусывая губы, чувствовала, как у нее пылают щеки.

— Меня ждете? – спросила она, положив руку на грудь, и сделала удивленные глаза.

— Тебя.

— Вы в этом уверены?

— Да.

Парень растерялся. Немного погодя он пролепетал:

— Вот... цветы, – и протянул ей два цветка.

— Что это? Как они называются?

— Черная фиалка.

— Черная фиалка?

Жужика принялась разглядывать цветы.

— Такие же, как и ты, – проговорил Йошка.

Девушка промолчала, затем тихо спросила:

— Разве я черная?

Йошка смущенно посмотрел на нее. «Душа твоя черная,

– думал он, – сердце твое черное». Но вслух сказал:

— Нет, ты не черная, ты красивая.

Жужика улыбнулась, и сердце ее учащенно забилось. .

Йошка вынул из кармана плоскую бутылку.

— Мать думает, что я сижу у дядюшки Михая, глухого

Дарабоша. Он обещал дать семилетней ореховой палинки для какого-то снадобья – вот я и пошел за ней. Теперь меня, как хорька, выслеживают, приходится быть очень осторожным. Но мне все равно, будь что будет!

— Тогда какого лешего вы столько говорите, – оборвала его Жужика, – радуйтесь, что идете со мной рядом, и молчите.

Йошка засмеялся; ему нравилось, как распалилась девушка, он готов был расцеловать ее за это.

— И не подумаю! – проговорил он весело. – Не для того я пришел сюда, не для того ждал да выслеживал тебя, чтобы в молчанку играть... Я хочу тебе все, все рассказать.

Голос его звучал так обыденно, что девушка замерла: неужто это и все?

— Вот как?

— Как?

— Разве ничего не случилось?

— А что?

— Неужто ничего? Выходит, мы только вчера были вместе и с тех нор ровным счетом ничего не произошло?

Разве с последней нашей встречи не минуло двух или трех месяцев?

У парня горело лицо, кожа была красной, как свежее мясо, и вся усыпана прыщиками. Шея, изуродованная чирьями, была повязана платком, так что Йошка не мог повернуть голову и, когда говорил, поворачивался к девушке всем туловищем. Но он смеялся заразительно, счастливо смеялся, не сводя глаз с невысокой девушки, которая не доставала ему и до плеч. Каждое ее слово щекотало его сердце, будто по нему проводили нежным стебельком.

— Для меня – нет! – сказал он, – Я и одной минуты не был без тебя, Жужи. Я, знаешь ли, все время только и разговариваю с тобой; нет в мире ничего такого, о чем бы я не поведал тебе. По мне этого не видно, но мысленно я всегда, постоянно говорю с тобой, будто ты рядом и слышишь каждое мое слово. Так получается даже лучше, ведь ты не отвечаешь, и я всегда прав.

Девушка молчала. Она не знала, что на это сказать, сразу забыла все свои доводы; тело ее онемело, и теперь, что бы ни говорил парень, она только слушала, слушала, не проронив ни слова, не смея возразить.