Мор Йокаи - Призрак в Лубло

«Хватит, если не будете есть», – добавил про себя

Йошка. Он непрерывно говорил сам с собою, не смея сказать вслух о том, что косарям надо готовить хорошо, но знал это отлично, так как и сам обычно работал во время жатвы на хозяйских землях.

— А с уборкой мы справляемся сами, – продолжала старуха, будто ведьма, всегда угадывая мысли Йошки, – Не любим мы поденщиков. Сами встаем на заре и принимаемся за дело. Известно ведь, что человек ради самого себя всегда постарается. В моих руках ни одно зернышко не высыпется из колоса. А эти хитрющие поденщики, накажи их господь бог, только ломают да топчут пшеницу, у хозяина сердце кровью обливается.

Йошка покраснел как рак, но промолчал. Не хватало смелости возразить, душа его пылала от такой пощечины:

«Хитрые поденщики, накажи их господь бог».

Он вскинул голову и только потому смолчал и даже не кашлянул, что вся шея у него была покрыта нарывами, прыщами.

— Эх, да ты еще не принесла сальца? – обратилась старуха к дочери.

На сей раз все посмотрели на Мари. Было и в самом деле странно, что она даже не пошевельнулась. Девушка продолжала сидеть на лежанке и, сложив руки на груди, с улыбкой смотрела на красавца парня. Мари была пригожей, молчаливой девушкой. Кожа у нее была мягкая, и сама она полная, – так и видно, что не привыкла много двигаться, а больше лежит. Она казалась чуть-чуть туповатой, но это не такая большая беда: для женщины много ума не требуется, лишь бы она не становилась в дождь под водосточную трубу, и того хватит с нее. Да не такая она уж и веснушчатая, кожа у нее скорее белая, как у молочного поросенка, – мягкая, пышная, белая, так и тянет поцеловать.

Девушка проворно встала и смущенно пошла из комнаты. Правда, была она немного грузновата, тело уже и теперь как переспелое тесто. Голову она втягивала в плечи и ходила вяло, будто сонная.

Йошка проводил ее взглядом. Мари вышла, а он так задумался, что уже не слышал, о чем говорила старуха.

Удивительная штука эта жизнь! Всякая девушка, собственно говоря, приятна, только беда в том, что у каждой имеется неприятная мать. Он не имеет ничего против этой

Мари; более того, он не прочь хорошенько потискать ее –

вон она какая сдобная! – да и улыбается она кротко, нежно.

Однако он не осмелился бы быть с ней непристойным, ибо всегда будет чувствовать ее богатство, чувствовать, что она создана не для него, что она только до тех пор будет принимать его ласки, пока ей самой они не надоедят. .

Жужика?! О, та совсем иная. Та худощавая, резвая; как жеребенок. Стоит ей только шелохнуться, как у него сразу же начинает бурлить кровь, да так, что голова идет кругом.

Каждый раз ему хочется броситься к ней, обнять, но он не осмеливается, потому что, хоть она и не богата, а совсем его приворожила. Стоит кому-нибудь произнести при нем ее имя, как у него под ногами словно земля разверзается.

Вот и сейчас, сидя на стуле в доме Мароти и глядя неподвижно перед собой, он слышит в ушах какой-то шум, сердце его стучит, бьется, словно шальное, и все тело горит, как в огне, а кровь обжигает каким-то таинственным пламенем.

Мари принесла немного сала. Слова матери она приняла в буквальном смысле и принесла такой тоненький кусочек грудинки и такой крохотный кусочек колбасы, что

Йошка невольно улыбнулся. Он и один мог бы с этим справиться, что же тут есть им двоим с Жофи?

Старуха, словно какую-то невидаль, положила на стол сало и стала потчевать гостей с таким усердием, будто от этого сала и колбасы должно было прибавиться.

— Кушайте, дорогие, кушайте на здоровье, раз уж так рветесь домой. Ты тоже, старик, отведай. И ты, доченька, эх, как же вас надо уговаривать, неужто мне самой подавать пример? – Она засмеялась, показав два старых зуба, потянулась за ножом и отрезала совсем крохотный кусочек сала.

«Вот так дела, – подумал Йошка. – Впятером на этот кусочек сала!»

— Я не буду, – отозвалась Жофи.

— Почему же? Не любите, что ли?

— Нет, но я и в самом деле наелась. Я очень люблю лапшу и, право же, очень наелась, больше некуда.

— И то правда – лапша вкусная пища. Я тоже очень люблю суп из сушеной лапши, заправленный поджаренным луком, – сказала старуха и принялась грызть сало.

Йошка сначала решил было не есть, но потом передумал. Нет, черт бы их побрал, пусть не привыкают к тому, что он назло не ест. Ведь потом они нарочно станут злить его, только бы он не ел! Йошка достал свой складной нож, отрезал большую половину сала, кусок хлеба и принялся есть.