Любен Каравелов - Повести и рассказы

— Разве не вышло по-моему? — сказала Неновица, кинув на мужа гордый, самоуверенный взгляд. — Я всех наших горожан насквозь вижу… А что слышно насчет Стояна? По усам текло, да в рот не попало. Бедненький! Только полакомиться думал, не тут-то было: по рукам дали!

— Сумасшедший! — промычал Нено, набивая себе трубку. — Сват рассказывает: рехнулся, и что ни день, то хуже. Как приехал из Филибе и рассказала ему мать обо всем, пошел он к Петру, вынул перед невестой подарки и говорит: «Они теперь не мои… Возьми их!» — «Нам чужого не нужно, — ответил Петр. — Спасибо свату. Он слугам и то лучше обновки подарил». А Стоян ему: «Вы, говорит, можете делать, что хотите, и выдавать дочь, за кого вздумаете, но издеваться над человеком… Этого я вам не прощу. Возьмите подарки и нарядите дочь перед тем, как похороните. С Николой она счастлива будет, как овца с волком!.. Коли совесть потеряли, так пожалейте хоть дитя свое. И не думайте, что я вам это из зависти говорю. Сохрани боже!» Потом стал меня ругать и такое понес, что у меня волосы на голове дыбом встали бы, ежели бы я сам слышал. Я — вол, ты — свинья, Никола наш — негодяй последний. Я ему покажу, кто вол и кто свинья! Волов в телеги запрягают, а я чорбаджи…

— За такие слова ты должен подать на него в конак, чтоб ему там раз пятьдесят по пяткам всыпали, — ответила толстая чорбаджийка, заскрежетав зубами. — Я свинья! Да коли я свинья, так он боров… Тощий боров. Ну, да свинья не свинья, а хорошую девушку у него из-под носа вытащила! Пускай облизывается.

— А знаешь, что он со своими подарками сделал? В Тунджу кинул… И с тех пор в Казанлык не показывается. Петр говорит — в Румынию убежал… Только одно мне не нравится. Ты знаешь: Пенка не хочет выходить за Николу. «Я тебя живую в могилу закопаю», — отец ей говорит. «Закапывай, спасибо скажу», — отвечает. «Не мучай ее, — мать говорит. — Мы не на дороге ее подобрали». Целый день Содом… Отец кричит, весь дом вверх дном перевертывает, мать ругает его на чем свет стоит, а дочь плачет!

— Пускай поплачет, — сказала Неновица, поджимая губы. — Я тоже плакала, когда меня за тебя выдавали… Все девки плачут. Но надо поскорей свадьбу справить. Кто знает, что Стоян может выдумать! Не уезжал он в Валахию… Боюсь, как бы разбойником не стал и какой-нибудь пакости не устроил… Моя бабушка рассказывала, что дядя похитил свою суженую в церкви, когда ее хотели с другим венчать, и сваты ничего поделать не могли. Куй железо, пока горячо!

— На этой же неделе выкуем! — ответил Нено и пошел договариваться со сватами насчет того, чтоб ускорить свадьбу.

Прошло две недели. После Петрова дня Николу с Пенкой обвенчали. Свадьба удалась на славу. Казанлыкцы говорили, что если бы не два — в общем мало значительных — происшествия, другой такой свадьбы невозможно представить себе не только в Болгарии, но и в самой преисподней.

Когда молодые возвращались из церкви, навстречу им вышла мать Стояна. Глядя на молодого полным ярости взглядом, она сказала:

— Погубил ты, сынок, хорошую девушку! И молодая твоя счастья не узнает, да и самому тебе радоваться не придется… Хоть мать твоя и говорит, что ты исправишься после женитьбы, а я скажу, что еще не было такой свиньи, которая рыться в навозе отучилась. А что отец твой с ребеночком Цоны Михаличевой делать станет? Ты думаешь, никто не знает, чей он? Смотрите, не утопите его в Кай-нардже, как ребенка Божьей коровки утопили… А теперь ступайте. Я вам все сказала, что на сердце было. Будьте прокляты, бессердечные, криводушные!

Второе происшествие было немножко посерьезней.

В среду после свадьбы Нено потребовались деньги, и он велел жене принести кошели, доставленные полтора месяца тому назад старшиной бакалейных торговцев. Неновица принесла только один.

— Я тебе велел оба принести, — сказал Нено.

— Да ведь старшина только один принес, — возразила Неновица.

— Как один?.. Два… Один с серебром, другой с золотом…

— На лавке только один кошель лежал, — воскликнула Неновица, всплеснув руками.

— Один? — взревел Нено, выпучив глаза, как старый филин. — Один кошель… один… только один! Разрази меня гром!.. А-а-а! Где Никола?.. Умираю!.. Держите меня! Шестьдесят тысяч грошей!

— Иван! — завопила чорбаджийка.

На губах ее выступила пена. Видимо, и она уже утратила любовь к своему «маменькиному сыночку».

Иван, еще служивший у чорбаджи Нено, несмотря на то, что давно уже прикопил деньжат, предстал перед своими повелителями и стал молча ждать приказаний. Но — о чудо из чудес! Ни хозяин, ни хозяйка не в состоянии были слова вымолвить!..