Именно это самое произошло с нашим героем. Когда сей добродетельный муж (такой титул получил он от монашек) проел все денежки, когда у него стоптались каблуки и он стал пить на чужой счет, даже преподобные сестры Преображенского монастыря решили, что он сумасшедший и что «порядочные люди не должны пускать к себе в дом человека, который имеет незаконных детей и уморил родного отца».
В один прекрасный день Николчо заявил жене и матери, что решил продать дом с розовым садом и переселиться в Пловдив. Поднялись Содом и Гоморра… Мать рыдала и рвала на себе волосы, жена взяла ребятишек и ушла к родителям, а Николчо расхаживал по двору, махал руками, сыпал проклятьями и ругался на чем свет стоит. Но в тот же день его вызвали в конак, где собрались все кметы и чорбаджии; кадия объявил ему, что дом и розовый сад принадлежат его матери и он не имеет права ими распоряжаться. Не знаю, что ответил Николчо. Знаю только, что каймакам приказал арестовать его и отправить в Пловдив.
— Весь город против тебя, — сказал каймакам, махнув рукой.
— Давно пора тебя приструнить, — поддержал Али-ага.
«Теперь розовая водка немножко подешевеет», — подумал отец Желязко.
В Пловдиве нашего героя держали недолго, так как он не был осужден и его проступки касались больше его самого, чем других граждан. В день святого Димитра его выпустили… Куда же он делся после этого? По словам отца Кына, он отправился в Валахию и поселился в Гюргево, где его взяла на содержание цыганка, занимавшаяся стиркой белья и продажей вареной кукурузы вразнос.
Казанлык — красивый, веселый город. Публика там чистая, благородная, граждане отличаются возвышенным, гуманным мировоззрением, а розовая водка — крепостью и ароматом.
Войдем в розовые сады и подышим счастьем, блаженством… Солнце светит весело и приветливо, птички поют и скачут с ветки на ветку, девушки смеются и радуются, дети бегают и кричат во все горло… В одном из таких райских садов сидит почти совсем седая женщина с болезненным, желтым лицом, держа на коленях двух детишек, глядящих ей в глаза с чистой детской любовью и наивным почтением… Неподалеку от этой счастливой группы какая-то еще молодая женщина окапывает мотыгой розовый куст… Лицо у нее тоже бледное, постаревшее, взгляд мрачный, безжизненный, руки черны от загара и тяжелой работы, волосы побелели, из глаз струятся слезы. Время от времени она разгибает спину, но тотчас с глубоким, тяжелым вздохом снова склоняется к земле… По всему видно, что работа ей не по силам: у нее дрожат руки, болит спина, и она изнемогает под тяжестью мотыги. Но надо накормить и одеть детишек, обеспечить спокойную старость свекрови…
Тяжела железная мотыга, жарко палит солнце, мало у женщины сил, тяжек труд! А в воображении молодой женщины встают более приятные картины, более привлекательные образы, более чистые воспоминания, более счастливые дни… Встает ее девичья жизнь, ее молодость, встает Стоян, его умное, доброе лицо… И бежит слеза за слезой, и громоздится страданье на страданье, и льнет несчастье к несчастью, и терзается бедное, полуубитое сердце…
«Ах, если б только не дети!» — думает молодая женщина, поднимая к небу полный любви и ненависти взгляд. «Что же тогда? — спрашивает она сама себя и отвечает: — Сейчас же в реку кинулась бы! Не хочу больше жить… Ах, отец, отец, что ты со мной сделал? Господи, возьми меня к себе, только не оставляй детей!»
А детки нежно смотрят на нее, смеются, хохочут, шалят!
— Положи мотыгу, милая невестка, отдохни! — говорит Неновица, качая головой. — На, выпей водички холодной. Господи, почему я не могу ей помочь? Пусть деньги взял, да зачем и здоровье отнял?..
В Румынии произошли три великих события, заслуживающих быть отмеченными не только в анналах г-на Хаджиу [99] Хаджиу — известный румынский ученый, близкий болгарским революционерам в Румынии.
, но и в болгарской истории г-на Крыстевича, которая обязательно должна окончиться болгаро-кинезским периодом. Благодаря означенным событиям румыны были вынуждены ввести еще один праздник. В этот день с раннего утра звон трехсот бухарестских колоколов лишил чувствительных людей утреннего покоя; множество женщин, детей и старух сновали по городу; солнце, нередко принимающее участие в человеческих развлечениях, сияло во всю мочь; торговцы бузой, сластями, халвой — вообще все любимцы детворы — ждали хорошей выручки. Словом, все рассчитывали повеселиться, на время выкинув заботы из головы.
Читать дальше