— Ты, Стоянчо, зайди к Праскалу, передай ему от меня поклон и позови его на свадьбу. Он мне — большой друг… Я люблю богатых, почтенных людей, — сказал бай Петр, перебирая четки.
— Ты, Стоянчо, не трать много, — сказала Петровица. — Подумай о будущем. Нынче никто таких свадеб не устраивает, как в прежнее время. Вон филибчане только кофе с вареньем подают. Угощеньем-то никого не удивишь. Наедятся, напьются, навеселятся, а потом над тобой же смеяться будут: и кушанье-то пригорело, и вино-то плохое, и водка-то слабая… Не траться зря!
Мать жениха, стоявшая возле, подумала: «Не успел петушок на полку взлететь, а уже кукурекает. «Не траться, не устраивай пышной свадьбы, не подавай гостям угощенья!» Нечего сказать, добру учат!.. Чтоб нас на смех подняли — с филибчан пример бери! Муж уголья в шелковом платке таскает, жена весь день на балконе сидит, а в животе у обоих барабаны бьют, — вот как у них, у ваших хваленых филибчан-то. Я хочу, чтобы свадьба как у людей была, хоть мы и не чорбаджии и не городские старосты. «Ты, Стоянчо, пригласи господина Праскала…» Очень он нам нужен, Праскал ваш. Да он всю свадьбу испортит. «Куда грек ступит, там трава не растет», — говорят старики. «Не пускай свинью на гумно, а греков в дом, не запирай коз в саду, не зови валаха на свадьбу», — сказал дедушка Трифон. Позапрошлый год двое наших тонковцев из Захары женились на филибчанских гречанках… Я тогда в Захаре была… Ну и свадьба — всем на удивление! Красуются наши гречаночки, будто самодивы под троицу; глаза в потолок, словно куры воду пьют; губки поджимают, как старушки; головой вертят, ровно сопотенские козлы; лоб морщат, ни дать ни взять волы гьопценские. Барыни, черт их побери! Нипочем к себе в дом бы их не пустила. То им не так, это им не по вкусу; то никуда не годится, это смешно… Сами-то вы смешные, кошки драные! Красота ваша — поддельная, лица у вас накрашены, зубы от белил расшатались, волосы чужие, честь женская напрокат взята. Неподходящие вы для нас. Я сколько раз в вашем городе была, знаю вас хорошо, — вы от меня ничего не скроете. Ну, похожи ли вы на наших болгарских розочек? Где у вас румянец, который здоровьем называется? Где грудь, чтоб здоровых детей выкармливать? Где сияние глаз, что из сердца идет? И вы кичитесь перед нами своей красотой! Да поглядите на детей своих! Увидите, какие вы сами! А мужья ваши? Об них и толковать нечего. Надуется, как мышь на крупу, начнет выступать, как аист, да качать головой, как селезень, да распустит хвост, как индейский петух… — Чего ты хорохоришься, кир Праскал? — Я себе суконные шаровары купил. — А почему твои дети такие желтые и худые, кир Праскал? — Я их белыми булками кормлю. — А сыты ли они с одних белых булок-то? Почему не накормишь их как следует, не купишь им мясца? — Время тяжелое, заработок плохой. — Странный ты человек, кир Праскал! Разрядил жену, будто цыганскую царицу, а дети не пивши, не евши сидят!»
И о многом другом думала мать Стояна, но нам придется на время оставить ее, так как лошадь путешественника уже бьет копытом в землю, фыркает, махает хвостом и нетерпеливо просит поводьев… Поезжай, Стоян! В добрый час! Не слушай моей болтовни с читателями. Я, как ученый человек и болгарский писатель, люблю почесать язык, задуряя людям голову всяким вздором. Сохрани тебя господь от советчика, у которого мозговая самопрялка плохо работает! Когда она совсем останавливается, а писателю захочется во что бы то ни стало блеснуть, он пускает на полный ход свой язык, предоставив ему неограниченную свободу городить турусы на колесах и брехать на ветер. Хорошо, что бумага подешевела, а чернила научились делать даже малые ребята! Поезжай, Стоян! Купи все, что нужно для свадьбы. Человек женится раз в жизни! Истрать хоть половину того, что имеешь, а о том, что будет дальше, нам с тобой незачем думать! Накупи брильянтовых серег, шелковых юбок, собольих шуб, золотых запястий, купи брильянтовый крестик, десять ниток жемчугу, телогрейку с белой бахромой, белые шелковые туфельки и другого добра… Мы не хуже филибчан! С богом!
Теперь пойдем к чорбаджи Нено, посмотрим, что делают его дражайшая половина и благонравный сынок.
— Я хочу тебя женить, — сказал Нено, глядя на свой указательный палец, поднятый вверх и согнутый крючком. — Довольно тебе слоняться по корчмам да кофейням… А если не послушаешься, выгоню тебя из дома — пропади ты пропадом!.. Понял? Не забывай, что я твой отец.
— Мы замечательную девушку упустили! — промолвила Неновица. — Петр просто с ума сошел. Господи, ну как можно выдавать такую славную девушку за человека, у которого такая скверная мать, который на соломе родился? И чего Петровича смотрела? Говорят, она умная, толковая женщина! На кой же черт и ум и толк ее? А тебе нравится Петрова Пенка, Николчо?
Читать дальше