Эми Фридман - Два лета

– Лидия, прекрати! – Мама ударяет ладонью по столу, я вздрагиваю. – Не надо. Не сегодня.

– О чем вообще идет речь? – взрываюсь я, раздражению нет предела. – Не забывайте, мне уже официально шестнадцать! – Я опускаю глаза на подарки. – Так что, пожалуйста, не надо больше странностей и секретов.

В ответ тишина. Макс нервно прочищает горло. В зале по-прежнему гул и разговоры. В конце концов тетя Лидия поворачивается ко мне.

– Саммер, – мягко начинает она, но ее тон пробирает меня до костей. В горле ком. Сейчас я заплачу, прямо здесь, в «Оролоджио», на ужине в честь моего дня рождения.

– Не надо, Лидия, – резко прерывает мама, я чувствую в ее голосе испуг. – Не рассказывай.

Не рассказывай. Эти слова мама уже говорила тете в кухне, утром Четвертого июля. «Я тебе должен рассказать кое-что важное», – так написал папа. Но мне ничего не рассказали. Внутри нарастает чувство протеста. Не хочу больше жить в неведении.

– Нет, надо, – говорю я, мой голос звучит глухо. – Рассказывай. – Я не свожу глаз с тети. – Рассказывай. Что бы там ни было, я хочу знать.

На ее лице мелькает замешательство.

– Я… – Тетя быстро переводит взгляд на маму. – Люси? – тихо произносит она, будто спрашивает разрешения. – Саммер имеет право знать. Тебе не кажется, что ей пора услышать правду о своем отце?

Правду о своем отце. Я делаю глубокий вдох. Не хватало только, чтобы меня стошнило спагетти болоньезе. Целую вечность все молчат и не двигаются. Мама, внезапно потеряв всякую решимость, опускает голову и, глубоко вздохнув, смотрит на салфетку, что лежит на коленях. В маминой позе – поражение.

– Я не собиралась делать этого сегодня, – наконец едва слышно говорит она, по-прежнему глядя на салфетку. – Но твоя тетя права, Саммер. Вы обе правы. Наверное… настало время тебе узнать правду. – Она поднимает на меня глаза, ее подбородок дрожит. – И рассказать тебе должна я.

«С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя…» Моргнув, я поворачиваю голову, в глазах стоят слезы. У нашего стола официант с большим шоколадным тортом, на котором горят семнадцать свечей – шестнадцать плюс одна на счастье. Его окружили остальные работники ресторана во главе с Джерри. Все они поют: «С днем рожденья!» Весь зал поет, люди повернули головы в нашу сторону и широко улыбаются мне. За нашим столом к пению никто не присоединяется.

Официант ставит торт передо мной. Раньше мама рассказывала, что было в тот день, когда я родилась: стояла такая жара, что она хотела поехать в роддом в купальнике. А папа так переживал, что едва не потерял сознание прямо в родовой. Когда я появилась на свет, говорила мама, я была похожа на инопланетянина: огромные глаза и крошечное тельце. И сейчас я будто инопланетянка: тупо смотрю на свечи и не знаю, что с ними делать. Что за странный обычай у этих землян?

– Загадай желание!

Джерри дает команду, она едва доносится до меня. Ага. Память возвращается, а вместе с ней и человеческие инстинкты. Я зажмуриваю глаза, ресторан исчезает, рядом остается только мама. В другое время я могла бы пожелать поехать во Францию, поцеловаться с мальчиком или стать такой же храброй, как Руби. «Пусть будет свет вместо тьмы», – теперь загадываю я и задуваю свечи, что довольно иронично.

Все, кроме нашего стола, аплодируют, и официант уносит торт, чтобы его разрезать. Наконец наступает тишина, и это облегчение. Я промокаю глаза салфеткой.

– Мы с Саммер выйдем на улицу, – объявляет мама. – Вы подождете? – спрашивает она у Макса и Лидии. Те молча кивают. У тети глаза на мокром месте.

Мама берет сумку и встает, я делаю то же самое. Даже не знаю, вернемся ли мы. Сердце гулко стучит в груди, пока мы идем к выходу из ресторана. Правда, мне уже не так страшно, как было до загаданного желания.

Вечер жаркий и душный, на улице безветренно. Сегодня около полудня был очень сильный дождь. На сером асфальте поблескивают лужи, небо темное и тяжелое от облаков. Звезд практически не видно. На Грин-стрит почти все закрыто, в том числе и «Лучше латте». Мама, обхватив себя руками, смотрит на беззвездное небо. Интересно, ей холодно, как и мне, несмотря на жару? Я тоже обхватываю себя руками и жду, пока мама заговорит.

– Помнишь, – начинает она, – как часто твой папа уезжал во Францию? До того, как мы с ним развелись?

Я киваю. Слышно, как журчит река на той стороне улицы и как гудит поезд где-то вдали.

– Так вот, – продолжает мама. – Это потому, что у него там была – есть – другая семья.