Эми Фридман - Два лета

Насколько я знаю, с самого развода мама ни с кем не встречалась. И меня, как бы эгоистично это ни прозвучало, все устраивало: безопасно и стабильно, мама всегда рядом. Я думала, что папа тоже ни с кем не встречался. И возможно, во мне теплилась малюсенькая, по-детски наивная надежда на то, что они с мамой однажды снова сойдутся. Или, по крайней мере, оба по разные стороны Атлантического океана останутся одинокими. Это было бы… справедливо.

– Послушай, Саммер, – говорит мама, когда мы оказываемся у «Лучше латте». Уже взявшись за ручку двери, я оборачиваюсь к ней. – Ты еще многого… не понимаешь. – Она снова откашливается. – Я не про Макса, а… ну, ты знаешь.

– Нет, мам, я не знаю, – огрызаюсь я в ответ, распахивая дверь. Меня накрывает дежавю: я вспоминаю нашу ссору перед тем, как я уехала в аэропорт. Такое чувство, будто мы с мамой все топчемся и топчемся на одном месте. Схватив рюкзак, я пулей выскакиваю из машины.

– Саммер! – кричит она мне вслед, но я уже несусь по тротуару к кафе.

– Саммер, – приветствует меня Руби, будто мамино эхо. Стоя за прилавком, она поднимает взгляд от сообщений в телефоне.

Кроме Руби и еще одного бариста, в «Лучше латте» никого. Уже почти сумерки, время ужина, так что люди идут или в паб Пи-Джея, или в «Сычуаньскую кухню», или, если хотят чего-то более изысканного, в «Оролоджио». А некоторые и вовсе сидят дома и готовят детям мясной рулет. Кофе никто не покупает. Здесь приятно пахнет ванилью и кофейными зернами, но пусто и настроение меланхолическое. Или это у меня одной такое.

– Что случилось? – спрашивает Руби, пока я бреду к ней. С глухим стуком уронив рюкзак на пол, я кладу локти на прилавок.

– Так сразу и не расскажешь, – вздыхаю я.

– Полчаса хватит? – спрашивает Руби и убирает мобильный в карман коричневого фартука. – За мной приедет Остин, потому что – представляешь, как это романтично? – он хочет заранее спланировать празднование нашего двухнедельного юбилея. – Она широко улыбается.

Я бы, может, и улыбнулась в ответ, если бы не эта дурацкая фраза – «двухнедельный юбилей».

– Так… – Руби кивает в сторону кофемашины. – Хочешь чего-нибудь? Мокко со льдом?

Я мотаю головой.

– Специальное предложение ко Дню Бастилии? – Она жестом указывает на меловую доску.

– А что там? – интересуюсь я, мгновенно отвлекаясь от мрачных мыслей, и читаю написанные голубым, белым и красным мелом слова:

«Специальное предложение ко Дню взятия Бастилии! Кофе со вкусом французской ванили, со льдом и взбитыми сливками, политый черничным и малиновым сиропом. О-ла-ла!»

– Четырнадцатое июля – День независимости во Франции, – механически начинает Руби, она явно объясняла это сегодня многим покупателям, но вдруг замечает мое убитое выражение лица. – Господи, Саммер. – Она хлопает себя по лбу, плетеные браслеты скользят по руке. – Прости, пожалуйста. Тебе сейчас, наверное, ничего французского не хочется.

– А знаешь что? – Я пожимаю плечами. Во мне просыпается какое-то безрассудство. – Именно это и закажу. Звучит противно, но меня и так уже тошнит, почему бы не добавить?

– Э-э, ладно, – обеспокоенно говорит Руби и берет пластиковый стакан.

– Эй, Руби, – второй бариста окликает ее с другого конца прилавка. Это бородатый парень, тот, что в понедельник подслушивал наш разговор. – Давай я сделаю, а ты иди, расслабься с подружкой. Серьезно. У меня в Candy Crush все жизни кончились, надо хоть чем-нибудь заняться. – Грустно взмахнув мобильником, он подходит и берет у Руби стакан.

– Правда? Спасибо тебе, Брайан! – горячо благодарит она, темно-карие глаза победно блестят. Руби, конечно, не влюблена в Брайана, но ничего не может с собой поделать: флирт с парнями для нее неотъемлемая часть жизни.

Брайан любезно берется за приготовление напитка, а Руби, поднырнув под прилавок, усаживается вместе со мной за столик в нише.

– Ну, рассказывай, – приказывает Руби. Протянув руку ко мне, она сжимает мою кисть.

Мы так давно не разговаривали наедине (ну, если не считать бариста Брайана), подруга такая родная, и рядом с ней так комфортно, что у меня на глаза сразу наворачиваются слезы. Стараясь не разрыдаться, я рассказываю ей о маме с Максом.

– Только у меня одной нет летнего романа, – заключаю я и вытираю нос рукавом кардигана. Очень привлекательно.

Брайан приносит и ставит передо мной напиток, предложенный в честь Дня взятия Бастилии. Выглядит он чудовищно: колышущееся сооружение из взбитых сливок и сиропа. Бариста, заметив мое шмыганье носом, поспешно удаляется обратно за прилавок.