7 марта 2000 года, вторник Масленицы
<���Служебное объявление: до 22 мая датирование записей отменяется, поскольку расписание моей теперешней жизни к отцу никакого отношения не имеет.>
Вчера экспресс-почтой отослал в Будапешт типографские оттиски. Мой отец улетел.
Вчера же почти одними и теми же словами я заявил моим издателям Г. (по телефону) и Й. (во время обеда), что должен еще написать нечто вроде аппендикса страниц этак на сто [хотя к этому времени мне было уже ясно, что будет больше; уже тогда я видел всю — говоря по-простому — прелесть и уникальность открывшихся мне документов], сто скорбных (sic! ну и кретин) страниц. Как лживо и интригующе это звучало, хотя говорил я чистую правду! [Эту фразу, не в силах противостоять соблазну, я повторю еще не один раз.]
Статья социолога Дёрдя Чепели о секретных службах, журнал «Критика», 2000, № 2. Это про отца, про то, как он проникает в частную жизнь, оскверняет ее, марает. Делает людей беззащитными. «Режим порождает организацию, члены которой в обычной жизни представляются нам такими же, как все остальные, хотя быть как все они не могут». Мне кажется, будто я читаю отчет, комментарий, рассказ непосредственно об отце. «Им приходится пребывать в двух мирах. Не каждый годится для этой роли. (…) нужно быть чуть ли не сверхчеловеком (мой папа!.. с.), чтобы исполнять эту роль: оставаться и верным другом, и любящим мужем (мой папа), и надежным сотрудником, беззаветным трудягой, нарушая при этом элементарные требования, которые налагают на него все эти амплуа, преступая законы сотрудничества, предавая другого. Иногда человек полагает, что партнер на него просто смотрит, не догадываясь, что на самом деле тот за ним наблюдает, подсматривает. (Мой наблюдательный Папочка.) Кто на это способен?»
Далее, на основе работ социолога Р. К. Мертона, речь идет о поведении маргинала , отступника. О людях, принадлежащих не к той части общества, к которой они хотели бы принадлежать. «Основное впечатление их жизни, что все праведное — на том берегу, греховное же — на этом». Я не думаю, что отец мой размышлял об истине или же ее относительности. Искал в этих размышлениях некие опоры. Скорее, он действовал как алакаш, который, надравшись, не ведает, что творит.
Автор цитирует далее рассказ Горького «Карамора» (один из переводов которого озаглавлен «Предатель»): «Разумом я сознавал, что делаю так называемое подлое дело, но это сознание не утверждалось соответствующим ему чувством самоосуждения, отвращения, раскаяния или хотя бы страха. Нет, ничего подобного я не испытывал, ничего, кроме любопытства». Это уже подходит к моему отцу. Хотя любопытство… насколько я помню, он этим не отличался.
Конец статьи (подзаголовок: «Преступление и наказание»): «Доносительство — это цепь деяний, которые сами в себе несут наказание. Внешний судья здесь не нужен. (Это верно! Я ни в коем случае не хотел бы им быть.) Неважно, прольется ли свет на деяния доносчика или нет, сама роль его столь противоречива, что если однажды он по своей или не по своей воле согласился ее исполнять, то уже никогда не освободится от возникшего в связи с этим душевного бремени». Никогда.
Я только сейчас понимаю, какой защитой служил для меня этот девятилетний труд. Бастионом, крышей, броней. Я был неуязвим. А теперь стою вроде как нагишом .
Какое-то объявление: cucurbita pepo. Кабачки, попросту говоря. Я забыл вписать в роман это Мамочкино выражение — из того же ряда, что и т-а-акси, Ретезад или Гирландайо. Это то, чего не осталось от моей матери, а от моего отца — penis infortunatus [43] Хер несчастный (псевдолат.) .
! Это когда он был прекрасном расположении духа!
[Телефильм об Имре Лакатоше. Всемирно известный ученый (гносеология) был стукачом, который закладывал академика Мереи даже тогда, когда, освободившись из лагеря для интернированных, жил у них, одевался, кормился, был членом семьи. Вдова Мереи (улыбаясь): Нет, простить это невозможно.
Б. напоминает мне о каких-то моих обязанностях — твой отец поступил бы так же, звучит в качестве решающего аргумента. Я смеюсь, можно сказать, со скрежетом зубовным. Хорошо, только запомни это свое высказывание. И мой ответ тоже.]
Вчера был у Б. [это другой Б.] <���в этот момент в комнате появляется мой сын Мицу, несколько ранее призванный мною, в чем дело? — спрашивает он несколько подозрительно, ничего особенного, говорю я, просто хотел дать тебе возможность приложиться к отеческой ручке, ухмылка заливает все его лицо, ты что, написал что-нибудь классное?! я отрицательно трясу головой, он целует мне руку и на прощание, уже в дверях, смеясь говорит: Так что, в мире полный порядок?> М. рассказывает мне, как они в 1988 году нелегально пересекали румынскую границу из Трансильвании. Ночью, по руслу какой-то речки. Береттё? Или Кёрёш? И как было страшно. Каждый шаг — ответственное решение, плеснет вода, и конец! Голоса пограничников в темноте, совсем рядом. И ужас, длившийся часами. Молодые ребята, девушки.
Читать дальше