Шервуд Андерсон - Кони и люди [сборник litres]

Голова шла кругом от этих мыслей, и Мэй с одичалым видом оглядывалась по сторонам. У себя в комнате, в доме Эджли, и там, в камышах у бухты, она построила себе сказочный терем, из которого могла наблюдать за суетою внизу, пытаясь понять жизнь и людей. Теперь этот терем рушился. Сильные, наглые руки разбивали его. Она это чувствовала еще тогда, когда сидела с Мод и с двумя лавочниками в тележке по дороге из Бидвелля. И тогда, и теперь она не могла понять, зачем она согласилась ехать на бал. Впрочем, она сделала это только потому, что не хотела разочаровывать Мод Велливер, единственную девушку, которая стала хоть несколько близка ей; но теперь та вышла и скрылась во мраке. Она ушла со своим кавалером, хотя у них было условлено, что она этого не сделает. Нельзя было забывать принца, ее нареченного. Было условлено, что именно ради принца Мод не оставит ее наедине с другим мужчиной. Между тем она ушла со своим лавочником и оставила Мэй с чужим человеком.

Чьи-то руки разбили ее сказочный терем; тот терем, в котором она нашла своего принца; тот терем, в котором она нашла возможность быть счастливой, несмотря на мерзость действительности.

Уже шатались стены. Целая армия мужчин и женщин, Джеромов обоего пола, ополчилась против нее. Произойдет насилие и убийство, но что же она может сделать одна. Принца не было. Он уехал далеко-далеко, и скоро уже насильники будут на стенах терема. Они уничтожат и тяжелые занавеси, и шелковые ткани, и драгоценные камни, и все ее сокровища.

Мэй довела себя до такого состояния, что ей хотелось закричать.

Танцы продолжались. По-прежнему раздавались резкие выкрики Крысы Гульда, а скрипки жарили изо всех сил.

Лавочник все еще сидел рядом с Мэй и не переставал рассказывать о съезде в Кливленде. Она вдруг поняла, что, поехав на танцы в Росу, она тем самым занесла нож над самой собой, и нож этот скоро вонзится ей в сердце.

Она встала, намереваясь выйти. Ей хотелось очутиться вне поля зрения всех присутствующих, скрыться во мраке ночи. Она с минуту стояла в нерешительности, потом снова тяжело опустилась на стул.

Лавочник тоже встал. Его лицо сильно покраснела. «Я что-то наболтал, наверное!» – пронеслось в его мозгу. Он не мог понять, что бы такое он сказал, что могло оскорбить Мэй. «Может быть, ей неприятен табачный дым», – решил он и выбросил сигару за окно.

Это невольно напомнило ему о переживаниях из жизни с покойной женой. Словно она вернулась, и он испытал знакомое чувство: он обидел женщину, не имея понятия, чем или как.

И в это время в зал вошло шестеро молодых людей из Бидвелля. Они несколько помешкали, перед тем как войти, в последний раз глотнули из фляг, которые были у них в карманах. Жажда алкоголя была удовлетворена, и на место ее вынырнуло новое вожделение. Им нужны были женщины.

Впереди всех шел Сид Гульд, а за ним Кэл Мошер. У первого лицо распухло после драки в Клайде, и он шел сильно пошатываясь.

Он сразу направился к Мэй. Та отвернула лицо к стене, желая спрятаться от него. Она выглядела как кролик, загнанный псами. Повернувшись к стене, она задела о стену краем широкополой шляпы, взятой у Лиллиан, и шляпа упала на пол. Дрожа от волнения, она нагнулась и подняла шляпу. Лицо ее было мертвенно бледно.

Сид Гульд был персоной, хорошо известной в доме Эджли. В один летний вечер, за год до смерти матери Мэй, он затеял ссору с Эджли.

Будучи сильно под хмельком и в поисках женщины, он задел Кейт Эджли, проходившую по улице с каким-то коммивояжером; началась драка, и вояжер поставил Сиду здоровенный фонарь под глазом. А потом еще Сида арестовали и оштрафовали, что доставило огромное удовольствие семейству Эджли. Они еще долго после этого продолжали перебирать за столом детали этого происшествия.

Старый Джон Эджли и его сыновья поклялись, что изобьют его, как только представится случай.

– Дай только поймать его одного где-нибудь, чтобы не платить штрафа, и я с него голову сдеру.

Войдя в зал и заприметив Мэй Эджли, Сид Гульд вспомнил и фонарь под глазом, полученный от вояжера, и штраф в десять долларов за бесчинство.

– Глянь-ка сюда! – крикнул он своим собутыльникам, гуськом шедшим за ним. – Вот одна из курочек Эджли забрела далеко от курятника. Вот там она – вот тот цыпленок у стены!

Сид расхохотался и, нагнувшись, хлопнул себя по колену.

Перекошенное, распухшее лицо сделалось до ужаса уродливым. Его приспешники столпились вокруг него.

– Вот она! – снова крикнул он, указывая на нее пальцем. – Это самая младшая в семье Эджли, та самая, что лучше всех училась в школе и только недавно стала гулящей. Джером Гадли говорит, что она здорова, и я ее возьму. Она моя – я первый увидел ее!