Мор Йокаи - Венгерский набоб

Сказано это было таким тоном, точно с Флорой и впрямь нельзя иначе, как только "тягаться", ворчать да придираться.

- Ad vocem [к слову, кстати (лат.)], тягаться! - вмешался Карпати, заметив и сам смущение жены. - Вы из-за тяжбы ведь изволили дом мой своим присутствием почтить, так не угодно ль, если только и дам не думаете с судебными актами ознакомить...

- О нет, нет и нет! Понимаю вас, понимаю! Оставим их наедине. Им много надо о чем поговорить. У двух юных дам, господин Карпати, всегда найдется, о чем поговорить, смею вас заверить. А мы и в семейном архиве можем посовещаться, как хотите. Надеюсь, сударыня соседка, вы не будете меня к господину Карпати ревновать. Что вы, это так давно было, ужасно давно, я тогда еще очень молодая была, ребенок совершеннейший, можно сказать.

Господин Янош предложил руку амазонке, которая, еще раз показав все десны, просунула костлявую свою руку с огромной манжетой в набобову и с легкостью безупречной выпорхнула в фамильный архив, где в наипочтительнейших позах ожидали уже стряпчий с главноуправляющим. Почтенный Варга тут же вспомнил: он и ее пропустил намедни в списке как одну из тех, коим при всех отменных качествах именно того недостает, что побуждало бы искать их общества.

Молодые женщины остались одни.

Едва закрылась дверь за Марион, как Фанни в страстном порыве схватила обеими руками руку Флоры и, прежде чем та успела помешать, прижала к губам крохотную эту ручку, покрывая ее горячими, полными искреннего чувства поцелуями, целуя вновь и вновь, не в силах вымолвить ни слова.

- Ах, что вы, боже мой, - сказала Флора и, чтобы остановить, привлекла ее к себе и поцеловала в щеку, вынуждая ответить тем же.

Как прекрасны старинной, полулегендарной красотой были эти обнявшиеся женщины, одна со слезами на глазах, другая с улыбкой на устах улыбавшаяся, чтобы утешить подругу, которая плакала теперь уже от радости, при виде ее стараний.

- Скажите, - дрожащим от нежного чувства голосом промолвила Фанни, ведь правда, вас не казенные бумаги в этот дом привели, ведь правда, вы слышали, что здесь бедная, предоставленная себе женщина тоскует, которой спустя несколько дней в свет придется вступить беззащитной, чужой и одинокой, и вот вы подумали: съездим к ней, скажем ей доброе слово, слово одобрения, поступим с ней по-хорошему, да?

- О господи...

Флора умолкла, не находя ответа: Фанни угадала.

- О, я знаю хорошо, что вы добрый гений здешней округи. Как раз перед вашим приездом слышала я про вас и по услышанному вас вообразила. Вы догадались, что и в моем лице перед вами нуждающаяся в ваших благодеяниях, вашей доброте, и лишь я одна могу вполне оценить, понять все величие этого. - Волнение сделало красноречивой эту женщину, всегда такую задумчивую, такую молчаливую. - Не разуверяйте же меня, позвольте остаться в блаженном этом убеждении, - разрешите любить вас, как полюбила я с первого взгляда, и думать: "Есть на свете доброе существо, которое вспомнило обо мне, сжалилось и сделало меня счастливой".

- О Фанни, - сказала Флора дрожащим голосом.

Она и вправду жалела эту женщину.

- Да, да! Зовите меня так! - воскликнула с жаром Фанни, в избытке чувств прижимая к груди ее руку, которой ни на минуту не выпускала из своей, точно боясь, как бы не исчезло вдруг чудесное видение.

Флора запечатлела поцелуй на ее лбу в знак согласия.

О, благостная печать! Свят тот документ, какой она скрепляет.

Сердце Фанни изнывало под бременем счастья. Впервые в жизни обрела она, о чем тосковала: душу, ее понимающую и столь же искреннюю, незапятнанную, как ее собственная, - нет, гораздо лучше, ведь доброта Флоры осознанная, направленная на других. Это она хорошо понимала и ликовала, что нашла душу еще прекраснее, - как отрадно соприкоснуться с ней после стольких внутренне нечистых, безобразных себялюбцев. С человеком высоких, благородных помыслов встретиться - переживание поистине блаженное для чистого, жаждущего взаимности сердца.

- Пусть небо вознаградит вас счастьем таким же, какое вы дарите мне!

- Ах, Фанни, - видите, я уже по имени вас называю; называйте и вы... и ты меня Флорой называй!

Лишь предусмотрительность Флоры помешала Фанни броситься к ее ногам; подхваченная молодой женщиной, упала она ей на грудь и плакала, плакала от огромного своего счастья, не в силах остановиться. А Флора улыбалась и улыбалась, радуясь, что рыдает она у нее на груди.

- Ну, полно, Фанни, милая, теперь все уже позади. Обещай не вспоминать больше об этом, и я останусь у тебя еще хоть... хоть на неделю!