Эмили Дикинсон - Два Заката

В этих скупых словах – и вся ее таинственная пламенная натура, и ее оставленность, одновременно трагичная и благодатная. Тот точнейший штрих, которым художник говорит все. Punctual – пунктуальный, точный – одно из любимых слов ее словаря.

Затворничество Эмили стало легендой еще при ее жизни. После амхерстской гимназии, она поступает в женскую семинарию в Маунт Холиок, но, проучившись там один год, возвращается домой к отцу. И все-таки «затвор» – это не про нее. Сузившись снова, ее пространство парадоксальным образом расширяется, а время сжимается так, что она совсем перестает замечать его.

Любовь приходила к ней дважды, и дважды жизнь «закрывалась», не дождавшись конца. Между тем на сцену, никем не замеченные, выходят ее стихи. К1858 году она уже переписывает их чернилами и собирает в маленькие пачки, перевязанные ниткой. В этот год ею написано пятьдесят два стихотворения. В1862 году, на который приходится пик ее творческой силы – триста пятьдесят шесть! Они, эти первые перевязанные ниткой листочки, и определят ее выбор. Едва удостоверившись, что они «живые и дышат», она без колебания очерчивает свой круг.

«Мое дело – окружность», – напишет она в письме. К этой загадочной фразе мы еще вернемся.

Затворницы нет – есть поэт. Для монашенки она была слишком влюбленной в этот мир. Кроме того, ее свободная натура не могла мириться с догмой. Радостно веря в Бога, она так и не сумеет стать прихожанкой. Проповеди ей скучны, в церковь не ходит, церковным правилам не подчиняется:

«Бог сидит здесь и смотрит мне в самую душу – правильные ли мысли меня посещают…» «Я абсолютно верю Богу и его обещаниям, и все же не знаю почему, чувствую, что мир занимает первейшее место в моих привязанностях».

Тихая гавань Эмили оказывается бурным морем. Ее любви, света, опасности, бездны, высоты хватило бы на многие и многие обделенные всем этим жизни. И если обыватель, впрочем, совершенно невинно, высказывает к ней жалость и сочувствие, то она, столь же невинно, спрашивает в одном из писем:

«Как большинство людей живет без мыслей? В мире много людей: Вы наверняка встречали их на улицах – как они живут? Откуда они берут силы одеваться по утрам?»

Она нашла свой рай на земле – в себе, в своей неохватной любви к миру. Такими или похожими глазами смотрел некогда на мир Франциск Ассизский, проповедовавший ласточкам и рыбам, называвший солнце братом и луну сестрой. Ей, как и ему, открылось, что все в природе связано узами любви и родства. Природа – братство, ее братство, она здесь своя – о, сколько прекраснейшей родни!

«Когда ты писала мне в последний раз, я помню, падали листья – теперь идет снег… разве листья не братья снежных хлопьев?»

Стихи становятся ее театром, она играет за все мироздание, хотела бы стать всем – придорожным камнем, цветком, травой.

Выходя по утрам на порог своего дома, Эмили всякий раз оказывается на пороге тайны. Ощущение бесценности бытия не проходит. Она не спит и не грезит, но привыкает жить в этом божественном состоянии прозревания. Не отсюда ли полыхающий цвет и неслыханные россыпи драгоценных камней: ее небесный город освещен рубином, ее снег – это сапфировые братья, она держит в руке аметистовое воспоминание. Мы знаем ее любимый цвет – пурпур, краски ее люминесцентны, труд «фосфоричен».

Томас Уэнтфорд Хиггинсон, на суд которого Эмили отважилась представить свои стихи, признавал, что у нее «каждое слово – картина». Художники сказали бы: мужская рука. Дикинсон пишет скупо, в несколько мазков, всегда оставляя пробелы для вечности.

Тут надо сказать и о ее удивительной звукописи – слова в коротких строчках ударяются друг о друга, вызванивая подобно колоколам на узкой звоннице.

«Амхерстская затворница» обладала редчайшим даром духовного видения, соединенным с уникальным даром поэта. Существуя на грани двух миров, она на каждом шагу оказывается первооткрывателем, создающим свою собственную энциклопедию несказанного.

Объекты исследования – природа, жизнь, смерть, душа и бессмертие. Мир – огромная щель или, может, миллион маленьких щелок, в которые можно подглядеть душу и вечность. Впрочем, в одном из стихотворений нам открывается и обратный взгляд:

Ее инструменты – «вера и микроскоп». Цель – правда.

«Правда – такая редкая вещь; говорить ее так упоительно».

Мужеством и трезвостью ума, необходимыми для первооткрывателя, она обладает в полной мере. Вид агонии не пугает ее; спокойно, словно со стороны, созерцает она собственную смерть. Да, если поначалу жизнь и смерть для нее «гиганты», то потом она будет рассматривать их под микроскопом «как насекомых».