Эмили Дикинсон - Два Заката

Природа – то, что видим.
Вот этот День, Холмы,
Цветок, Затменье… Может,
Природа – это мы?

Природа – то, что слышим…
Малиновка, Волна,
Кузнечик, Гром, а может
Природа – Тишина?

Природа – то, что знаем.
Ну, знаешь, так открой…
Но нем, бессилен наш язык
Пред этой Простотой!

Я не брала с собою Смерть —
Она взяла меня
С собой и правит лошадьми,
Бессмертье заслоня.

Ей было некуда спешить.
Я отложила все —
Мою работу и досуг
По прихоти ее.

Мы миновали школу, где
Ленились школяры,
И поле, где звенела рожь,
И солнце у горы,

И бедный домик, что торчал,
Как бугорок земли.
Мы ехали уже века,
Но мне казалось – дни.

Из шелка был мой капюшон,
И платье было – газ,
Когда прохладная роса
По сторонам зажглась.

И Вечность ощущала я,
И было ясно – к ней
Обращено мое лицо
И головы коней —

Мы начинаем с жажды —
И в наш последний час
Глоток воды – последний дар —
Прибережен для нас

В преддверье жажды новой —
Она же утолится —
Разливом тем на Западе —
Что Вечностью зовется.

Упала капля на листок,
Еще – на черепицу.
Еще с десяток за карниз
Сумели зацепиться.

А те примкнули к ручейку,
Что к океану тек.
О сколько ожерелий —
И я в них знаю толк!

Пыль – перлы! Все дороги – ввысь!
Хвала – из птичьих уст!
И солнце скинуло берет,
И отряхнулся куст!

И ветер лютни все вернул
И окунул в сиянье,
И на востоке поднял флаг —
Дня предзнаменованье!

Бывает свет весною,
Какого не бывает
В другое время года.
Март только начинает…

И цвет такой разлит
В проснувшихся холмах:
Наукам нашим не понять,
А сердце скажет: Ах!

Он цвет и он же свет —
Расплещется сосной
На самом дальнем склоне —
И говорит со мной.

Но горизонт шагнет
Вперед, а дни уйдут.
Неслышно ускользает он —
Мы остаемся тут.

Довольны всем, но вдруг
Утрату ощутим —
Как будто Таинство Твое
Вдруг стало ремеслом!

Есть те, кому удар смертельный
Как дар – животворящий.
И жили б – как не ж и ли,
Но настоящим
даром
Жизнь стала —
Со смертельным тем ударом!

Он лес качал, словно гамак,
Свистел и завывал,
Грозился землю расколоть
И небу угрожал.

И стаей сделалась листва,
Куда-то понеслась.
Он пригоршнями пыль бросал,
Как великан, ярясь.

Вдруг молния свой желтый клюв
Раскрыла, гаркнул гром,
И воз по улице моей
Помчался кувырком.

Клоками стали гнезда,
Скотину била дрожь,
Набухла капля первая —
И вот гигантский дождь

Как будто дамбы все прорвал —
И мир пошел ко дну.
Лишь чудом выжил старый дом.
Огнем сожгло сосну.

Мой Робин – это тот,
Что в марте – вдруг – зарю
Пробьет скупой морзянкой,
Чудным своим тюрлю.

Мой Робин – это тот,
Что ждет на весь закат
Разлиться вестью ангельской,
Когда апрель у врат.

Мой Робин – это тот,
Что – молча – из гнезда
Удостоверит: мир, и дом,
И святость – навсегда.

Пускай широким будет одр
И строгим будет лик.
Пусть грянет приговор Суда
Бесстрастен и велик.

Подушка пусть не жмет,
Покров не давит грудь —
И чтоб восхода желтый шум
Не смог тот сон спугнуть!

Вот бабочка летит
В тропический ночник —
Природы краска превзойдет
Наш самый алый миг.
Природа самый редкий цвет
Потратит – на пустяк.

Приняв с поклоном крошку,
Что дал тебе взамен?
Послушай, имя вплел твое
В серебряный рефрен!

Серебряное «Всюду»
С канатами песка,
Чтобы не смыло землю.
Смотри – цела пока!

Ко мне кидается Листва.
И Ветер в бубны бьет.
Природа – как укроюсь
От призраков ее?

В пещере спрячусь как-нибудь —
Заговорит Стена.
Творенье – трещина одна,
Чтоб я была видна! —

Любовь была до бытия —
И дальше смерти – и
Начало всех творений – все
Призвание земли —