Уильям Шекспир - Комедия ошибок

Никогда
За плетью вы меня не посылали,
А был приказ мне в гавани найти
Для вас корабль.

Ну, это на досуге
Я разберу и дам твоим ушам
Урок впредь повнимательнее слушать.
Беги сейчас, негодный, к Адриане,
Вот этот ключ отдай ей и скажи,
Что у меня в столе, ковром турецким
Покрытом, есть с дукатами мешок.
Пускай пришлет его ко мне. А также
Ты ей скажи, что арестован я
На улице и что дукаты эти
Мне нужны для залога. Ну живей,
Негодный раб! Теперь ведите, пристав,
Меня в тюрьму: там подождем его.

“Беги ты к Адриане!” Это значит —
Туда, где мы обедали, туда,
Где на себе женить меня желает
Прелестница. Да, для моих объятий
Уж чересчур объемиста она.
Но хоть не хочется, а надо отправляться:
Обязан хозяину слуга во всем повиноваться.

И это все тебе, сестра, он говорил?
В его глазах, скажи, ты ясно прочитала:
Шутил ли он с тобой, или серьезен был?
Что ж, он краснел тогда иль бледность покрывала
Его лицо? Что он высказывал тебе:
Веселость или грусть? При внутренней борьбе,
Какие ты могла в глазах его явленья
Заметить как следы сердечного волненья?

Сперва отвергнул он, что можешь на него
Ты предъявлять права.

Скорей ни одного
Он сам не хочет дать, и этим надругался
Он больше надо мной.

Потом он мне поклялся,
Что в нашем городе он чужестранец.

Да,
Не ложно клялся он, хоть будет он всегда
Клятвопреступником.

Тогда заговорила
Я за тебя.

И что ж?

Любви, что я молила
Тебе, он у меня молить стал для себя.

И чем же он хотел склонить к любви тебя?

Такими нежными словами, что когда бы
Он не бесчестен был, я тронуться могла бы:
И красоте моей, и всем словам моим
Он воздавал хвалу.

Так говорила с ним
Ты очень ласково?

Да будь же, ради Бога,
Потерпеливее!

Нет, не могу молчать я
И не хочу; коли не сердцу языку
Уж волю дам. Он ведь старик,
Поношенный, худой, порочный, безобразный
Больной, жестокий, глупый, грязный,
Чудовищный и телом, и душой.

Возможно ли, скажи, чтоб человек такой
В нас ревность возбуждал? Кто станет сокрушаться
О зле утраченном?

Ах, я должна сознаться,
Что только на словах он для меня не мил;
Но, несмотря на то, желаю я душевно,
Чтоб на глазах других еще он хуже был:
Ведь птичка на гнездо кричит тогда лишь гневно,
Когда оно вдали. Ах, молится о нем
Душа моя, хотя кляну я языком!

Госпожа, скорей! Стол! Кошелек! Живее!

Как запыхался ты!

Еще бы, как же,
И бежал я быстро.

Но где твой господин?
Здоров ли?

Он теперь средь тартара пучин,
Он хуже, чем в аду: его схватил злой демон
В неизносимом платье, сердце чье
Жестокое застегнуто железом;
Злой демон, фурия, безжалостный, сердитый,
Волк – хуже волка, черт, весь в буйвола зашитый,
Друг только на словах, шпион из-за спины,
Рукой которого пути преграждены
В проулках, улицах, на пристанях, собака,
Что хоть и вкривь бежит, на верный след, однако,
Наткнется; существо, которое всегда
Людей ввергает в ад до Страшного суда.

Да говори, в чем дело?

Я не знаю,
В чем дело; несомненно только то,
Что под арестом он.

Как, под арестом?
Но по какому делу, говори!

Вот это объяснить я не умею тоже.
Одно могу сказать, что в буйволовой коже
Тот человек, который взял его.
Угодно вам, госпожа, те деньги,
Что у него в столе лежат, послать
Для выкупа?