Олесь Донченко - Лукия

Страшно болели усталые ноги. Должно быть, уже не один час просидела в углу притихшая Лукия. Едва она шевельнулась — в тот же миг опять послышалось глухое, злобное рычание неведомого существа. Звякнула цепь, темное тело поднялось с пола. Лукия успела разглядеть, что страшное существо вытянулось во весь рост. Какое-то мгновение чудовище как бы раздумывало, что ему делать, а затем просто пошло на Лукию. Длинные лохматые руки протянулись в темноте к девочке, схватили ее за кофточку. Лукия ощутила совсем рядом горячее дыхание чудовища и дико закричала. Черный мрак погасил ее сознание.

Утро медленно вползало в каморку. Лукия пришла в сознание, открыла глаза. Где она? Приподнялась на локте и вспомнила все, что произошло ночью. Быстро вскочила на ноги и тут же увидела чудовище. Да, это в самом деле было чудовище, похожее и на зверя, и на человека. Голова, лицо вроде такие же, как у человека, но все тело страшного существа покрывала шерсть.

Ужас сковал Лукию, но всплывшая в эту минуту из каких-то глубинных тайников мозга память подсказала девочке, что такое существо она уже однажды видела в городе, когда возвращалась с воспитанницами приюта из церкви. Это была обезьяна. Черноусый румын играл на шарманке, а маленькая обезьянка комично танцевала.

Это существо в каморке — тоже обезьяна, но необыкновенно отвратительная, огромная и кривоногая, с головы до пят обросшая длинной черной шерстью.

Обезьяна заметила, что девочка проснулась. Злобное, глухое рычание раздалось в каморке. Лукия видела, как зашевелились сморщенные, точно у старушки, губы чудовища. На шее у него был ремешок с длинной цепью, прикованной к ввинченному в стену железному кольцу. Обезьяна подошла к девочке на очень близкое расстояние, вытянула руки вперед — дальше цепь не пускала. Лукия отскочила в сторону, но лохматая рука чудовища успела вцепиться в кофту и вырвать кусок ткани.

Только теперь девочка заметила, что на ней вместо кофты и юбки висят одни лишь лохмотья. Рубаха тоже порвана, на теле синеют кровоподтеки. Обезьяна опять зарычала, начала прыгать, стремясь достать Лукию. Тонкая цепь натянулась, как струна. Казалось, еще миг — и на шее чудовища лопнет кожаный ошейник...

Обезумевшие от страха глаза Лукии остановились на плетеном стуле, который прижался к стене. На нем, должно быть, сидит старая графиня, когда приходит сюда, в желтый флигель, смотреть на обезьяну. Стул стоял под окном, и девочка отпрянула к нему. Она встала на стул, ударила кулаком по стеклу окна. Посыпались осколки, кровь залила пальцы. Девочка схватилась за раму, с усилием подтянулась вверх, пролезла в окно и упала по ту сторону в высокую крапиву.

Ошеломленная падением, в ужасе от пережитого, Лукия вскочила и со всех ног бросилась бежать. Она перелезла через серую каменную ограду и очутилась в саду. Холодная седая роса лежала на траве. Но босая Лукия не чувствовала холода. Она стрелой помчалась по саду. Ей казалось, что черное длиннорукое чудовище сорвалось с цепи, гонится за ней по пятам...

Раздирая тело об острые терновые шипы, Лукия перескочила через ров. Теперь перед ней расстилалось ровное поле, куда она раньше так любила ходить собирать полевые цветы. В этот предрассветный час стояла необыкновенная тишина. Ни малейшее дуновение ветерка не волновало зеленую рожь.

Лукия бежала знакомой межой. Синие васильки брызгали росой на ее ноги, красные маки осыпали их своими трепетными лепестками, но девочке было не до цветов.

Уже далеко в поле она остановилась, чтобы перевести дыхание и осмотреться. За нею никто не гнался. Издалека, из графской усадьбы, донеслось звонкое ржание жеребенка. Этот звук как бы снова напомнил Лукии обо всем, что с нею произошло. Она опять бросилась бежать. Теперь она ни за что не вернется в хмурый и зловещий графский дом. Воспоминание о чудовище вызвало у девочки омерзение и новую волну страха.

Степной курган одиноко высился в стороне. Когда-то в давние времена его насыпали скифы или половцы — лихие всадники первобытных степей. Сотни лет стоит он в степи как свидетель седой старины. Лукия свернула в сторону и росистой рожью направилась к кургану. Рыжий ястреб, степной разбойник, взмыл в поднебесье, закружил над полем.

С кургана открывался прекрасный вид. Девочка стояла зачарованная, пораженная бескрайним простором. Перед нею впервые открылась такая ширь. До самого горизонта, точно зеленое море, стояли хлеба. Огромное, как мельничный жернов, и красное, как огонь, поднималось солнце. Оно еще не все выкатилось из бездны, но уже брызнуло во все стороны такими пламенными стрелами, что на восходе занялся подлинный пожар. Столбы розового тумана подымались к небу, сквозь них проглядывали далекие села, лилово-розовые рощи. А еще дальше желтели пески, и между раскинувшимися миниатюрными хатками блестел и отливал золотом крест на белой церквушке.