Мария Донченко
Оранжевый туман
Над пепельной травой поверженных империй
Останется один коричневый туман.
Товарищ Фон Клейст.
Наше прошлое зачистил враг, нам некуда отступать.
Наше прошлое абсолютно непригодно для жизни.
Freir.
Роман-капля в водовороте жизненных трагедий конца XX — начала XXI века
Глава первая. Снится нам не рокот космодрома…
Пуля летела по параболе. Она стремилась вперёд под действием сообщённой ей кинетической энергии, а планета тянула её к себе силой гравитации, с ускорением свободного падения, с поправкой на пятьдесят шестую параллель.
Пуля летела по параболе, влекомая законами физики, и никакая сила в мире не могла ни повернуть её обратно, ни заставить отклониться от заданной траектории.
— В точку!..
Мальчик лет одиннадцати быстрыми уверенными движениями перезаряжал пневматическую винтовку. Второй его ровесник восхищённо следил за результатами товарища. Его собственные результаты были намного скромнее.
Стрелок передал оружие товарищу. Тот целился долго, но пуля снова ушла в «молоко».
Деревянная дверь тира скрипнула, и на пороге появился высокий молодой человек лет двадцати, в джинсах и чёрной футболке с надписью «СССР». Он кивнул работнику тира, как старому знакомому, протянул ему деньги без сдачи, и тот позволил посетителю самому отсчитать себе двадцать пневматических пулек.
Молодой человек взял винтовку, и двадцать выстрелов легли в десятку один за другим.
— Вот это да!.. — восхищённо прошептал один из мальчиков.
— Хочешь, научу? — обернулся к нему парень. — Это не так сложно, как кажется.
Мальчик кивнул.
Молодой человек заплатил ещё за десяток пулек.
— Локти держи на одной линии. Вот так, правильно. Почувствуй, что оружие — продолжение твоей руки…
Детский палец плавно нажал курок, и раздался сигнал, обозначающий попадание в мишень.
— Здорово!..
Парень посмотрел на часы.
— Ладно, извини, брат. Мне пора на собрание. Ещё постреляем. Я тут очень часто бываю. Заходи, спрашивай Виталика. Виталика Нецветова. Меня здесь все знают.
Он дружески улыбнулся мальчишкам и вышел на улицу. Тир располагался рядом с бывшим кинотеатром, метрах в пятидесяти от входа в метро, куда он теперь спешил.
Итак, Нецветов Виталий Георгиевич. Двадцать один год. Житель Юго-Восточного административного округа столицы. Образование среднее, работает курьером в одной из московских фирм.
* * *
Поздним вечером того же дня в вагоне метро ехали трое.
На открытом участке между «Автозаводской» и «Коломенской» у одного из них зазвонил мобильный телефон.
— Серёжа, — сказал голос в трубке, — нам надо срочно встретиться.
— Да, Владимир Иванович, — ответил обладатель телефона, — насколько срочно, где, во сколько?
— Очень, — ответили на том конце линии, — жду тебя завтра в девять утра на Чистых Прудах.
— Я понял, буду.
Маркин Сергей Станиславович. Лидер одной из радикальных молодёжных организаций. Двадцать восемь лет. Житель Южного административного округа Москвы. Образование высшее юридическое. Формально безработный. Женат, имеет сына трёх лет.
* * *
Виталий Нецветов родился в одной из республик на южных рубежах Советского Союза на самом излёте великой эпохи. Ещё бороздили космическое пространство огромные стальные корабли с четырьмя гордыми буквами на борту, ещё развевалось алое знамя над шестой частью планеты и над судами во всех широтах Мирового океана, ещё стояли ракеты на боевом дежурстве на страже спокойного сна маленького Виталика, ещё шла грозная техника парадами по главной площади страны, и неприступной крепостью ещё казалось государство, посмевшее бросить вызов миру алчности, подлости и стяжательства. И одним из тех, чьими руками ковалась эта мощь, был Георгий Иванович Нецветов, молодой талантливый инженер, кандидат технических наук, готовившийся к защите докторской диссертации. Отец Виталика работал в одном из закрытых научных институтов, где вместо адреса полагалось лишь обозначение почтового ящика и номер. Мать его, Лариса Викторовна, учила детей русскому языку и литературе. Красивая, всегда подчёркнуто строгая, в длинном тёмном платье и с собранными в пучок волосами, чтобы казаться ученикам старше своих двадцати шести, стояла она у доски, пристально глядя в глаза детей — в светло-серые, как у её сына, и в тёмные, шоколадно-сливовые, глаза детей благодатной этой земли… Этот период своего детства, впрочем, Виталик помнил очень смутно, из этого времени осталось у него только общее ощущение тепла, света и радости. Но, уже расплываясь морскою пеной Истории, последнее тепло дарила великая красная эпоха последним детям своим…
Читать дальше