Андрей Логунов - Шизоград. Город абсурда

На работе уже собирались ключи, и Умадохери чувствовала, что её поход к пророчице в начале пути изменил жизнь местных хозяев. Признаков величия она не подавала, но бинокль из рыночной сумки достать пожелала. Протерев линзы остатками обеда, она приложила его к губам и стала рассматривать плечи собравшихся в хороводе граждан. Не хватало только одного сломанного аппарата, но его уже увидеть было реально в ночную смену. Сначала плечи были человеческими, а потом пошёл парк и деревья стали менять цвет вдоль скамеек. Первое дерево было красивое, а второе на него похоже. Умадохери всмотрелась в плечо синего кита и заметила, что закончились карандаши. Запомнить это ей не удалось, и просмотр был продолжен. Но тут кто-то ничего не сделал и один из хоровода человек вышел и стал ходить от забора к обочине. Он думал, что его все увидели и в этот раз был прав. Ему даже сообщили о том, что правда на его стороне, и пришлось всем отмечать. И только в момент истинной радости он сел на корточки чтобы завязать отношения с другом, как из его кармана выпала та самая чёрная кнопка. Умадохери было жаль, что упало не целых семь штук, а всего единица, но пророчество было почти исполнено. Она подбежала медленным перекатом к выпавшему предмету и со всей радости надавила на кнопку своим носом. Ничего не произошло. Кнопка не сработала. Умадохери выдохнула с облегчением воздуха из воздушного шара и побрела в сторону работы. Сегодня нужно было сделать много неясных задач, в том числе и по заказу чёрной кнопки из предсказания.

Хозяин руки сидел уже побитый час и рассматривал свои пальцы. Они явно что-то замышляли доброе, но их язык он не понимал, а выучить оперативно не умел. Иногда он брал перерыв и подливал в ванну кипятка, но остальное время он пристально всматривался в диалог и пытался, если и не распознать, то хотя бы запомнить.

Указательный был недоволен тем, что рассказы гречневого салата подали лишь ко второму столу. Пришлось собирать подписи на ликвидацию деревянного настила. Безымянный поддакивал мизинцу и готовил преступление в магазине приборов по выравниванию осанки. В прошлый четверг ему предложили пройти испытание, и он потерял сумочку с драгоценностями. Средний старался не выделяться из пятна, но иногда вздрагивал совестью храбрых. Большой был давно потерян на заводе, поэтому на его месте сидел апельсин. Апельсин был не коммуникабельным, поэтому в диалогах никогда не участвовал и на второй проезд о нём забыли.

К полудню диалог возобновился и теперь можно было определить, кто чем недоволен. Безымянный палец раскручивал гайку запрещённым методом, раздражая ногти интригами и чайными ложками. Мизинец был на подхвате и ждал за углом. Дрожь прошлась по знакомым местам, но выходить не хотела. Мизинец подсматривал через отслоившийся плинтус и дул в трубку. Время бежало заметно, потому что иначе никто бы не увидел. Это и почувствовал крайний. Он занёс долг и вышел уже расслабленной походкой в пешеходный переезд. Средний терпеть не мог такие исходы и вытянул новую карту из колоды. Красная масть накрыла волнами понимания и выгнала непрошенных клопов за порог родительского дома. Грусть охватывала и отпускала. Иногда цепляясь кончиками вывески на верхних пунктах меню. Даже ошибки в названии не могли сбить его с мысли о предстоящем перемещении в пространстве.

В нужный момент Указательный палец собрал всех вместе и потревожил большие возможности. Не хватало лишь нескольких минут до прямого указания. Этого и ждал Указательный в очках от солнечного гостеприимства. Сегодня он планировал уйти за спину вовремя, но Средний мог все испортить. Звонок – и нет у него больше планов на вечерний протест, а горячие напитки проверять не его конек. Лишь герои второстепенных выездов могли напрягать мышцы сильными размышлениями.

Мизинец представлял себе, как жить в таких условиях дальше, но тоже не решался встать у руля контейнера с теплоходом. Играющие бумеранги отыгрывали ураганы столбами чёрных постановок. И завершение сезона сопровождалось вставшими аплодисментами на дальних рядах пустых кресел. Выходить не хотел, а заходить не испытывал желания. Этим и прославился на кастинге в приёмной палате шейха. Забирая уже нужные вещи и раскладывая по чемоданам ткань прозрачного платья, он заскрипел невнятным ростом.

Безымянный говорил уверенно и понятно, всего его слушали, но в речь не вникали. Если начать прислушиваться, можно сойти на своей остановке. А ехать предстояло в будущем периоде.