Arthur TopiKillia - Capernaum. Vol. 1

Кира внимательно слушала и то и дело убирала с лица постоянно падающую прядь волос.

– И я решил, дай-ка я посмотрю свою характеристику, не то чтобы я в это верил, для меня это ложь, как и гороскоп, но заняться и правда было не чем. И я нашел довольно интересный сайт. И прочитал значения всех цветов глаз, которые встречались человеку. Но вот в чем дело, наш с вами цвет глаз был не с простой характеристикой, он описывался как довольно уникальный.

При слове «уникальный» я вытаращил на Киру глаза, будто педагог на провинившегося двоечника.

– Так вот, этот цвет уникален тем, что он награждает своего носителя, правда очень редко. С виду обычный серо-голубой цвет. И характеристики у его обладателя больше негативные. Такие как одиночество, депрессивность, крайне осуждающий взгляд на мир, незнание любви и отсутствие счастья.

Кира слушала и не перебивала, человек который искренно понимает свою жизнь и признает ее такой, как она есть, никогда не оправдывается, и Кира не оправдывалась.

– Но также помимо этого в статье было приложение к сказанному: этот цвет может поменяться в любой другой. И там у каждого цвета после изменения тоже было описание.

– Какие же описания, Артур? – Зачесывая обратно на голову непослушную кудрявую прядь, спросила Кира.

– Я только один цвет запомнил.

Я замялся и не хотел говорить. Но Кира смотрела на меня таким же вопросительным взглядом, как и я на нее в начале этого рассказа.

– Карий, карий цвет. Сказано было, что, если у обладателя нашего цвета глаза поменяются в карий цвет, это значит, что он нашел свою настоящую любовь.

– Вот как, это довольно интересно, а если приобретенный карий цвет снова станет серо-голубым? – с улыбкой спросила Кира.

Я помедлил, и вопрос сам навязался мне в голову, откуда она могла знать, что есть обратная реакция. Я ответил:

– Это будет значить, что человек потерял гораздо больше, чем приобрел.

Я немного виновато стал себя чувствовать, потому что Кира немного помрачнела, но время шло к восьми вечера, и я предложил ей посмотреть на закат с верхушки башни. Еда уже была готова, и она незамедлительно согласилась. Докатив ее до входа в башню, я услышал, как она попросила остановиться, она посмотрела сверху вниз на маяк, от основания до верхушки и сказала, какой же он прекрасный и высокий. При слове «высокий» я вспомнил, сколько ступеней мне придется тащить ее наверх, и на мое красное лицо поверх легкого пота и опьянения заранее легла еще не подступившая усталость.

Потом я открыл дверь в башню, и она увидела крученую массивную лестницу вверх, я не мог не заметить ее расстройства, пару минут мы молчали. Но потом, посмотрев на меня, она сказала: «Что же нам делать, Артур?» Я попросил разрешения взять ее на руки, она согласилась. Я выдернул ее из кресла и был приятно поражен ее весом: она весила чуть меньше мешка с цементом, который я таскал каждый день. Мы быстро поднялись вверх по лестнице, минуя множество пустых комнат маяка, и вскоре оказались на верхушке. Я предложил ей сесть на маленькую табуретку в помещении светила маяка, пока я спускаюсь за ее креслом. Она поблагодарила меня за заботу и уставилась в панорамное окно. Пока я спускался за креслом, она не прекращала удивляться всей той красоте, что была предоставлена ей этим местом, которое я без конца называл Кладбищем Ветров. После красивейшего заката я спустил ее к себе в келью и предоставил ей кровать, на которой она будет отдыхать. Под влиянием смелости от выпитого мною вина я спросил ее об ее травме и обстоятельствах, при которых это произошло. Она сидела на краю кровати и перебирала свои вещи, тонким взглядом продевая меня насквозь.

– В детстве, – задумчиво начала Кира. – Мой отец, как-то забыв на работе свою сумку с вещами, решил вернуться за ней, после того как забрал меня из садика. А мама тогда была на ночной смене в больнице, сейчас она ведущий хирург в одной из самых лучших больниц в Москве. Мы тогда жили на втором этаже старого советского дома, где потолки по три метра. И я решила дождаться отца у одного из окон нашей квартиры, которое выходит на станцию метро, из которой должен был выйти отец. Так как была осень теплая, прям как сейчас, я открыла окно, и свесила вниз руки, и так уснула. Я не знаю, сколько прошло времени, но открыла глаза я от сильного хлопка. Перепугавшись, я сильно дернулась и упала вниз на асфальт. Вот, в принципе, и всё, после этого я инвалид большую часть времени своей сознательной жизни.