Знаю я, отчего и как происходит это,
Знаю я, что на сотни лет сведены таблицы,
Но когда среди дня не видно дневного света,
Сердце сковано ужасом и прекращает биться.
Вижу, в небе крылатый змей пролетает тенью,
И проносится грозный рёв от земли так близко.
Знаю: это продлится считанные мгновенья,
И опять засияет лик золотого диска.
Но сегодня тоска сильнее надежду застит:
Закрывает светило жестокая тень луны,
Осыпается мир листвой над белёсой пастью,
И мне кажется, будто часы его сочтены.
— Замечательно, — похвалил кто-то, когда мелодия закончилась, — но всё-таки был один недочёт.
— Неужели я где-то ошибся? — спросил уязвлённый Чжэн.
— Нет, сыграно безупречно, но исполнять это надлежало не на Нефритовой цитре, а на Лазурной.
— Такой у меня нет, — посетовал Лю Эрфань, понимающий, о чём разговор.
— Говорят, она появилась в столице, и министр Вэнь уже поплатился за отсутствие музыкального слуха.
(Министра юстиции Вэнь Пу сняли с должности после того, как началось расследование в отношении будущего императорского шурина Шэн Яня.)
— Как хорошо, что внимание нынче уделяется и таким обстоятельствам, — одобрительно сказал господин Лю. — Здравое суждение в деле государственного управления невозможно без хорошего чувства звука.
— Не об этом ли сказал древний: «Кто не любит музыки, может предать свою страну»? — вступил в разговор И Мэнкун. — Мелодия, звучащая во дворце, должна быть звонкой, как серебро; нежной, как шёлк; прозрачной, как драгоценные камни; и стремительной, как породистый жеребец. Такая музыка соединяет сердца и не знает преград. Благо в столице есть слушатели, умеющие ценить это искусство.
Разумеется, чиновники говорили о своём и между собой. У слуг были свои разговоры. Айго же держался особняком. Ел всегда молча и в свободное время раскрывал трактат «О верности долгу», словно ширмой, отгораживаясь им от мира. Не помню, чтобы после кремации Сюаньчжи он хоть раз обмолвился словом с кем-то, кроме меня.
Следует вспомнить и ещё один примечательный случай, происшедший за день до нашего прибытия в Сяоянь. Здесь отмечу, что по пути нам то и дело попадались хорошо известные мне каменные «груши». Вначале я по старой привычке обращал на них внимание (иногда — и внимание других), но впоследствии мало-помалу перестал их замечать. В разгар одной из переправ туман внизу побелел, и камни по обе стороны моста потрескались и угрожающе зашевелились. Это было худшее, что могло ждать нас в дороге: противостоять гуйшэням на мосту почти невозможно. Пришлось прервать переправу и временно разбиться на две группы, благо для обеих неподалёку имелись убежища. Среди тех, кто уже перешёл мост, были Доу, Чжэн и я — и наши слуги — всего шесть человек. На островке, куда мы переправились, была глубокая и тёмная пещера, скрытая, как портьерой, густой тяжёлой сетью, усыпанной шипами и привязанными сухими листьями. Мы юркнули в безопасный мрак и вдруг поняли, что не одни.
— А-а-а, господа путешественники! — послышался чей-то насмешливый голос. — Что, шумно снаружи?
Доу Ифу сухо поинтересовался, кто говорит, и голос, отрекомендовавшись «губернаторской инспекцией путей сообщения», ехидно посоветовал нам уплатить пошлину на содержание мостов и заодно — этой пещеры. Мы поняли, что имеем дело с разбойниками. Взгляд ещё не освоился в темноте, и мы не знали, сколько их, но, судя по звукам, они успели достать оружие и направить его на нас. В иных условиях разумнее было бы отступить, но сейчас снаружи поджидали гуйшэни.
— Поживее! — услышали мы. — Работа у нас тяжёлая и требует издержек.
Чиркнуло огниво, и робкий огонёк высветил золотые иероглифы на лице Айго. «Запла́тите позже!» — вдруг бросил тот же голос, и вооружённые оборванцы стремительно оттеснили нас вглубь пещеры. Сейчас начнётся резня, подумал я — и был сильно удивлён, когда откинулся полог и разбойники вышли наружу. Я различал только мелькание фигур и слышал чавкающие удары копий и щёлканье арбалетов, но понимал: они уничтожают гуйшэней. Когда с этим было покончено, наши неожиданные защитники отступили от выхода, как бы приглашая и нас покинуть пещеру.

Только тогда мы впервые как следует их разглядели. Поистине трудно представить себе столь колоритные типажи! Бритоголовые и косматые, щербатые и сверкающие золотыми зубами, одетые в лохмотья и щеголяющие кожаными доспехами с нашитыми поверх металлическими пластинами — каждый заслуживал полностраничного портрета в каком-нибудь сборнике авантюрных историй, и жаль, что самое большое, на что им приходилось рассчитывать — это фас и профиль, кое-как набросанные на листках, расклеенных у городских управ. Главарь этой компании угадывался сразу, хотя в отличие от книжных атаманов не отличался от сотоварищей ни самым большим ростом, ни особой силой, ни великолепным оружием. В чиновничьем одеянии и при рапире он и впрямь походил на государственного служащего, и лишь густой простонародный выговор убеждал в обратном.
Читать дальше