Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Коридор привёл нас в пустую комнатку, наскоро подметённую незадолго до нашего появления. Впрочем, и сейчас можно было судить о том, что в средней её части до недавнего времени стояло нечто с квадратным основанием стороной в четыре локтя. Более — ничего. Комнатка находилась под самым трактиром. Неужели почтенный Чжа всё это время не слышал, как внизу работают «лотосы»? Мы вернулись в «Чашу богатства», чтобы задать её владельцу ещё несколько вопросов, но он словно испарился.

При своей осведомлённости Ли понял гораздо больше моего, но на слова был скуп. Делиться своими мыслями не стал и я, сейчас это могло бы вызвать лишние подозрения, тем более что в записях об Антее, зашитых в халат Барабанчика, как раз содержались рассуждения об энергиях и генераторах.

Бурлящая смесь чувств — опасности, спешки и азартного любопытства — схлынула, оставив мне мысли о судьбе Минхёка и У Чжайбо. С ними произошло что-то ужасное, но мне до последнего хотелось верить в лучшее, в то, что мы найдём их где-то в «диком краю», — и я, разумеется, отверг предложение Ли немедленно вернуться домой, твёрдо решив остаться с циской армией. В конце концов, как владелец Цинбао, пусть даже и номинальный, я был связан с областью Ци не меньше, чем мои индийцы и тем более администратор Ли.

Как вообще они все оказались сейчас в Цзяоли? Из более поздних разговоров мне удалось восстановить картину событий. После нашей последней встречи в Сыту администратор Ли так и не возвращался на Дуншань. Не сомневаюсь, что ещё тогда он знал о готовящемся нападении на поместье императорского дяди, и мог предположить, кто за этим стоит и какие будут последствия. В «диком краю» работали лучшие сыщики слободы, в том числе Цзани, эффектно разыгравшие нас при той встрече в змеином лесу на границе с Вэй. В новогодние праздники в Цинбао прибыла первая партия слободских — среди прочего, лучшие удальцы Дуаня, несколько учителей фехтования и администратор Ли. Он уже получил известие о том, что в имении находятся две сотни беглых индийцев, и успел включить их в свой план. Началась подготовка новой «добровольной стражи» — теперь уже не для борьбы с гуйшэнями, а для сведения счётов с разбойниками, — и вчерашние «преступники», не очень-то полагаясь на новые документы, были более чем готовы доказать свою чистоту перед законом с оружием в руках.

В дальнейшей истории не могло обойтись без генерального инспектора Чэнь Шоугуана. Кто, как не он, представил цискому губернатору вполне боеготовых добровольцев и посоветовал, покуда мешкают остальные (включая Шэн Яня), найти предлог выступить первым, а может, и наголову разбить разбойников, присвоив себе славу и те сокровища, которых в «диком краю» наверняка немало. Все они, разумеется, прошли бы через руки администратора Ли, которому было интересно то же, что и «тайным учёным» — утраченные изобретения древности. На юго-восток Чжао уводили и следы утраченной партии «черепашьего камня», и, конечно, разыскивать её было безопаснее под прикрытием циских войск.

Итак, я остался в лагере генерала Чжана. Сам он, обрюзгший и неповоротливый, был совершенно не похож на вояку, а в присутствии господина Ли не походил и на командующего — говорил с ним не иначе как в полупоклоне и с обращением «драгоценнейший стратег». Ли приходилось постоянно кланяться в ответ и изображать ещё больше почтительности, чтобы у присутствующих при беседе не сложилось ненужных впечатлений. Он отрекомендовал меня как талантливого и исполнительного человека, но таким образом, что Чжан, решивший было поставить меня во главе цинбаоского отряда, отказался от этой мысли и бесповоротно определил меня в тыл, на бессмысленную заместительскую должность.

С администратором Ли я более не виделся до окончания кампании и лишь успел попросить его об одолжении — направлять ко мне всех освобождённых пленников из разрушенной деревни Тайхо. Их, однако, за всё покорение «дикого края» набралось не так много: десятка два-три, больше женщины — существа, несчастнее которых я не видел в своей жизни. Из чувства долга перед Мэйлинь я, пользуясь положением, выписывал им подорожные в Цинбао, предлагая обрести там новый дом.

Линия фронта двигалась на север, а я оставался в Цзяоли. Шэн Янь и вэйцы начали наступление с запада, чжаоские и яньские войска двинулись навстречу цисцам, зажимая разбойников в кольцо. Всё, что мне оставалось, помимо бесед с освобождёнными, это сидеть в штабе и читать реляции и письма с Дуншаня: на каждое своё я получал по два ответа, от Яо Шаньфу и его дочери. Я порывался написать ей о встрече с Чжуан Дэшэном и всякий раз откладывал это на потом.