Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

И я, перейдя на яньский диалект, выдал какую-то банальную фразу из трактирного репертуара, что-то вроде «Кувшин вина и порцию свинины!». Наверное, с желанием изобразить «народную речь» я переусердствовал, добавив своим словам корейского звучания. Лютня внезапно умолкла.

— Вы кореец? — на лице артистки даже сквозь макияж я увидел румянец и вдруг отчётливо понял, что сама она кореянка.

Не помню, что́ именно натолкнуло меня на эту мысль, какие-то элементы туалета или детали внешности, но уверенность возникла полная. К тому времени я уже успел несколько раз обжечься на поспешных выводах, но ещё не развил в себе привычку ставить убедительность своих версий под сомнение. И очень хотелось иметь с этой роковой красавицей какую-то, пусть призрачную, общность.

— Моя фамилия Го, — ответил я. — Десять поколений моих предков произносили её «Квак». При государе Осиянном мой прадед Квак Санын был удостоен высочайшей милости и чина смотрителя мостов Лияна. Я с рождения говорю на китайском языке, но наша семья чтит память предков, так что с семи лет меня обучали и корейскому.

И эта ложь была удачно склеена из полуправд. Основу составила фамильная история дуншаньского чиновника Го Сяоданя, вот только тот всегда стеснялся своего происхождения и, конечно, не знал языка.

— Господин Го… — осторожно начала Фея, возвращаясь к лютне.

Но я оборвал её и сказал по-корейски:

— Сестрёнка, пожалуйста, называйте меня, как и полагается: Кваком.

Она улыбнулась и словно расцвела. Синий платок соскользнул с плеч, но девушка не обратила на это внимания.

— Поистине судьба не оставляет меня без покровителя! — произнесла она также по-корейски. — Господин Квак, вы из уважаемой служилой семьи, могу ли я рассчитывать на вас в деле спасения нашей страны от того беззакония, которым сейчас пронизано всё вокруг, и особенно остро это ощущается близ столицы? Когда я сказала, что вчера ваш несчастный знакомый должен был явиться ко мне на свидание, вы, конечно, вообразили любовную встречу. Ну да, легкомысленная певичка, чего и ожидать? Знайте же, что только этот образ меня и спасает, но сделать хоть шаг в сторону я не вольна. Вы меня понимаете?

— Не вполне.

— Страна стенает, господин Квак. Проклятые выскочки словно околдовали государя и подмяли под себя власть. Но подножием всякого трона издревле была добродетель. В стране хватает сильных, смелых и честных людей, готовых низринуть узурпатора, но действовать приходится осторожно.

Фамилии не звучали, но речь, понятно, шла о Шэнах. «Кладезь небесный» дошёл до последней ноты, и в руках у артистки появился крошечный запечатанный конверт — «плод долгих месяцев работы». Именно его и полагалось получить покойному Юй Шатину, а сегодня вечером — передать нужным людям на улице Весеннего Цветения. На той же улице, где находилась и моя гостиница. Для организации «сильных, смелых и честных» это письмо стало бы финальным сигналом, после которого императорский шурин пал бы уже через месяц, и империя была бы свободна от его тлетворного влияния. За всё это время Фея Северных Созвездий назвала прямо одного-единственного человека, который и стоял во главе этого «заговора достойных», — опора державы Вэйминьский князь, чьё поместье Баопин в последнее время стало местом сбора всех лучших людей горной страны.

Возможно, именно об этом и рассуждало вчерашнее трио? Возможно, именно поэтому прозвучало слово «Юйкоу»? Я с трудом удержался от того, чтобы тут же сказать об этом моей собеседнице, но вместо этого встал и спросил:

— Не много ли вы доверяете мне, случайному знакомцу, при первой встрече?

— Милый господин Квак, — она также поднялась, — многие таланты мне, возможно, приписывают зря. Но один у меня, несомненно, есть. Я никогда не ошибаюсь в людях. — Она вложила конверт мне в руку и обняла ладонями моё лицо. — Пообещайте мне передать это письмо сегодня же, и вы спасёте свою страну.

— Обещаю сделать всё для блага государства, — голос подвёл меня, и эти слова я произнёс шёпотом.

В это мгновение она была так невыносимо красива, что я хотел зажмуриться или отвести глаза и одновременно с этим желал смотреть, смотреть, смотреть на неё. Я был просто околдован, и как хорошо, что больше мне не пришлось ничего ей рассказывать.

Девушка притянула меня к себе и жарко поцеловала в губы.