Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Голова шла кругом. Шагая по улицам Аньи, словно в опьянении, я готов был сделать всё, о чём просила меня прекрасная заговорщица. Даже если на улице Весеннего Цветения меня ждёт опасность и засада — да хоть сто сыщиков Шэн Яня! — я был уверен в том, что выйду победителем. При мне клинок, потайная броня и смертоносные стрелы мастера Сюя — к тому же сама Фея Северных Созвездий завтра назначила мне рандеву, и я во что бы то ни стало явлюсь и скажу ей, что решающее задание выполнено и она может спокойно отдохнуть в моих объятьях. А сколько приходило на ум любовных сцен из всех прочитанных мною произведений! И я перебирал в памяти героев романтических историй, раздумывая, чей бы образ мне больше пригодился, чтобы завоевать сердце артистки раз и навсегда.

Неподалёку от гостиницы я купил изящный веер. В книгах то и дело дарят друг другу веера, украшая их соответствующими стихами, лучше всего — прямо при адресате, вдохновенно окуная кисть в тушь и выводя строки единым росчерком. Чтобы не терять времени в присутствии своей пассии, я решил обдумать стихи заранее и зашёл в ближайшую чайную.

Дело о гибели циньского студента успело стать главной новостью если не дня, то хотя бы пары часов, и посетители чайной со вкусом перебирали детали судебного слушания и вспоминали похожие случаи в истории Аньи и окрестностей. Контингент в чайных гораздо спокойнее и благонадёжнее, чем в ресторанах, и люди в основном хвалили судью Вана, вздыхая только, что тот, заслушав, наверное, всех, кого приставы сумели выловить в «Ветре добродетели», не удосужился запросить в ямынь певичек из уже известного мне увеселительного заведения, в котором нередко бывал погибший. Не то чтобы от этого выиграло бы качество показаний, но зрелище всяко было бы поинтереснее.

Сам погибший — и об этом говорили с особым смаком — основательно размозжил себе голову о мостовую, и только благодаря подорожным документам удалось без лишних трудностей установить, что это Юй Шатин из префектуры Сишань.

— Предусмотрительный был, — покряхтывал упитанный старичок, по виду торговец. — В прошлом году один вот так же расшибся по весне — ещё при прошлом судье было, при Лю Дафу, так тот потом три дня по личным вещам и по родинкам на ляжках разбирался, кто это помереть сподобился. Там-то без певичек не обошлось. Столько их было, хоть не смотри! Старуха Ма, вон, своего мужа даже в ямынь не пускала. Нечего, говорит, на девок пялиться. А духами их пахло — на всю улицу! Нынешний потолковей оказался, помер при документах.

— Ну, личные вещи-то и судья Ван сегодня показывал для сверки. Чтобы исключить ошибку, — возражал ему сухонький сотрапезник.

— Тут всё должно быть чин чинарём, — важно поглаживал усы упитанный. — И дело он разобрал грамотно. Без суеты, без торопливости, но за одно слушание. Видно было — подготовился как следует. И улики на месте, и свидетелей сколько надо. Ни тебе ненужных версий, ни тебе пустых отсрочек. «Упал через перила, видели такие-то». Судья Лю в прошлом году любовную интрижку всё искал или политическую. Помните, одного свидетеля под стражу взяли, а потом он в тюрьме мёртвым оказался, с отравленным пончиком в руке? — Слушатели согласно закивали. — Оно, конечно, зевакам такое интереснее. А нынче закрыли дело так чисто, что кто-то скажет: «Скучно». Это ж понимать надо, чтоб такое оценить!

— Кто надо, понимает! — усмехнулся, не оборачиваясь, человек в чёрной шапке нотариуса. — В городе инкогнито важный чиновник с Бирюзовых террас и, говорят, земляк этого Юя! Так что судье Вану хочешь не хочешь — решай дело чисто и быстро, показывай умение.

До сих пор я старался сосредоточиться на стихосложении и досадовал, что выбрал для этого столик в чайной, а не тихую гостиничную комнату, но при словах о Дин Шоусине (о ком же ещё!) как будто проснулся, вспомнив, что в Аньи пришёл не один и не чтобы интриговать против Шэнов. Более того, если вдуматься, весь мой детально проработанный план строился на уверенности в том, что императорский шурин пробудет во власти минимум до осени наступившего года, а уж никак не падёт в результате заговора, какими бы высокими ни были цели конспираторов. Исполнить просьбу артистки (и, может быть, Вэйминьского князя) — значит ради сомнительной пользы перечеркнуть всё путешествие к столице и встречу «господина Белой Шляпы» с сановником Дином. А не исполнить — как смотреть в глаза милой кореянке, да и князю, к которому я хотел наведаться на обратном пути?