Лизелотта Вельскопф-Генрих - Ночь над прерией

Вуаль на открытых руках. Тачина хотела оставить руки открытыми. Но это должны были видеть только те, кто это мог понять.

За картину со щитом она получила так много денег, что у нее просто закружилась голова. Так много денег никогда не получали за свою тяжелую работу ее отец, мать и сестры с братьями. Она радовалась, что ей так повезло. Но это было всего лишь простое движение обыкновенной руки, которой она прежде всего рисовала. Другие руки делают другое дело, и намного большее. Другие руки — больше. Эти, которые принесли деньги, — маленькие.

Квини сменила направление своих раздумий и про себя улыбнулась.

Уолт проиграл пари. Этот красивый мальчишка был такой нахал, что вызывал раздражение, и вместе с тем так застенчив, что нельзя было не любить его. Он мог отпустить шутку, и он мог быть сентиментальным, в зависимости от того, что девушке нравилось. Многие увивались вокруг него и не отказались бы от его объятий. Кроме того, он был заядлым танцором. И ни большая любовь или какая-нибудь неразбериха, которые могли из-за этого возникнуть, его никогда не беспокоили. А лучше всего он выглядел, когда танцевал твист или когда с серьезной миной, слегка высунув кончик языка, стоял перед картиной, которая не обещала большого успеха… Уолт поспорил, что сможет обнять Квини. Она об этом не знала. Квини была непосредственна и чистосердечна. Уолт пригласил ее танцевать. Уолт болтал с ней. Уолт вызвал у нее тоску по родине и снова развеселил. Потом они оказались вдвоем в саду. Ветер еще не шумел в ветвях, автомобили еще стояли вокруг, из зала доносилась музыка — старая индейская музыка на новых инструментах. Уолт попытался привлечь Квини к себе… Она схватила его за подбородок и оттолкнула прямой вытянутой рукой с такой силой, какой и подобало обладать дочери ранчеро. Уолт был очень смешон с откинутой назад головой. Квини расхохоталась. Элла, подруга Квини, и два ученика, которые стояли у большой стеклянной двери дома, хохотали вместе с ней. Уолт удалился.

Элла подошла к Квини и рассказала о пари.

«Ты удивительная, — сказала Элла в заключение разговора. — Я была уверена, что ты не дашь себя обнять. А собственно, почему?»

Квини не ответила. Она едва справилась со смехом. Теперь в утренних размышлениях она переживала это еще раз. Она еще раз испытывала удовольствие, которое получила, отпихивая Уолта и превращая его в посмешище.

Квини потянулась. Она знала, что у нее хорошая фигура, гладкая нежная кожа, такая же светло-коричневая, как поспевающий орех. Волосы у нее были черные, блестящие, прямые, а губы она не красила. Однако она купила себе японскую шелковую пижаму, потому что ей хотелось быть красивой, чертовски красивой, когда ей стукнет восемнадцать лет.

Элла тоже уже проснулась. Девушки жили вдвоем в одной комнате. Они спали на мягких кроватях, под легкими одеялами, пол был застлан светлым ковром, стены окрашены в спокойный, не кричащий тон, на котором могли смотреться картины. Через окна, сквозь легкие гардины, проникал первый утренний свет. Элла внимательно и долго смотрела на свою подругу Квини, и Квини с добродушной улыбкой выдерживала этот взгляд, ведь они были полны всеобщего, неопределенного, но сулящего благо ожидания. Сегодня было первое утро каникул… сегодня они могут упаковываться… сегодня они начнут разъезжаться по домам, пустятся в далекий путь с юга в северные прерии… от испанских домиков с плоскими крышами, с жиденькими пестрыми садиками к деревянным хижинам и серовато-зеленым бесконечным просторам.

Элла была не в состоянии полностью понять природу этой радости. Элла выросла на юге, и дом ее родителей был выстроен из глины на голых скалах, с которых за кукурузой и овощами можно было увидеть и пустыню. А на родине Квини были не овцы, а неоседланные кони да черные коровы, не кукуруза, а немного картофеля и хлеб и хижины были не из глины, а из дерева; они стояли на холмах или в долинах, поросших пучками жесткой травы. Дружба этих девушек была чем-то новым; они понимали это и радовались этому. Их племена, охотники на бизонов и возделыватели кукурузы, жили далеко друг от друга и все же поносили друг друга еще и теперь, как это делали тысячи лет назад кочевники и земледельцы, хотя охота на бизонов относилась к давно прошедшим временам и о войнах больше не было и речи.

У Эллы было своеобразное плоское лицо, как будто бы лоб, рот, глаза, нос составляли одно целое. Черты же лица Квини отчетливо выделялись.

— Вот удивительно, — сказала Элла, заключая свои мысли, — у тебя все так разделено и все же гармонично.