Рука об руку братья удалились, поспешая обратно к Топанди.
Заключительный выпад госпожи Бальнокхази совсем развеселил Деже. С него и начал он рассказ о визите. Бальнокхази, дескать, поздравляет с обновлением герба Аронфи. С «подковой» и «рогаликом»: цыганкой и булочницей.
Но Лоранду было не до смеха. Какое же безмерное ожесточение против него должно было накипеть на сердце у этой женщины, чтобы излиться столь откровенно! И так ли несправедливо было её желание, чтобы юноша открыл ей свои объятия, увлёк вместе с собой в пропасть, на поругание, на смерть и на загробные муки, коли уж действительно полюбил? Разве не вправе она теперь насмехаться над ним, убоявшимся греховной романтической страсти, предоставившим падать ей одной?
За столом Деже пересказал Топанди своё выступление у Шарвёльди, сияя, точно юнец, который хвастает первой дуэлью.
Рассказ, однако, произвёл непонятное для него впечатление. Лицо Топанди принимало всё более растроганное выражение. Потом он посерьёзнел, всё поглядывая на Лоранда. В конце концов Деже сам глянул на брата — и, к изумлению своему, увидел, что тот утирает глаза платком.
— Ты плачешь?
— Бог с тобой. Лоб вытираю. Рассказывай, рассказывай!
После обеда Топанди отозвал Лоранда в сторонку.
— Так он ничего не знает о том, что я тебе говорил?
— Ровно ничего.
— Значит, даже не подозревает, что его рассказ — нож вострый для убийцы его отца?
— Нет. И пусть лучше никогда об этом не узнает. Нам выпала двоякая миссия: миссия счастья и отмщения. Но обе сразу ни одному выполнить не дано. Он в блаженном неведении, с чистым, невинным сердцем, восторженной душой вышел за счастьем — пускай и будет счастлив. Пускай не отравляют его дней мысли, снедающие меня. Пусть я один буду добычей горести. Достаточно меня, чтобы отомстить. Тайну будем знать только мы да ещё бабушка наша — да сам фарисей. Мы и расплатимся с ним без счастливцев.
— Ну, теперь побыстрее к твоей, — сказал Лоранд на следующее утро брату. — Свои дела я уладил.
Деже не стал спрашивать — какие, и без того нетрудно было догадаться. Они с Топанди быстро должны были всё решить. Топанди — приёмный отец девушки, и Лоранду достаточно было только открыться ему во всём, о чём он до дня катастрофы имел столь грустное право умолчать.
Деже и не догадывался, что «уладил» относилось единственно к посещению ими Шарвёльди. Да и как было додуматься, что Мелани, которую ему представили как невесту Дяли, всего за неделю перед тем была кумиром брата, светочем его души?
И светоч этот погас.
И если убить Лоранда не удалось, его превратили, во всяком случае, в живого мертвеца. Этот человек ходил, разговаривал, участвовал в житейских делах, смеялся и развлекался; но сам-то знал, что с некоторых пор лишь притворяется живым.
Подразумевая всё ещё Ципру, Деже только осведомился:
— Когда?
— Вот как вернёмся, — с лёгким сердцем ответил Лоранд.
— Откуда?
— С твоей свадьбы.
— Но ты же сказал, что моей должна предшествовать твоя.
— Фу, опять ты за своё крючкотворство! — вспылил Лоранд. — Я тебе говорил о явке, а не о приговоре. Хотел, чтобы моя ответчица была вызвана раньше, только и всего. А у тебя есть возможность быстрее провести своё дело по инстанциям. Ты по просроченной ипотеке долг взимаешь, и твоё разбирательство продлится самое большее три дня.
— Ну и объяснение! Ты хочешь сказать, что твоя свадьба потребует более долгих приготовлений?
— Гораздо более долгих.
— Какие же такие сложности у вас с Ципрой?
— Ты сам прекрасно знаешь. Такие, что она до сих пор некрещёная. А первое, что потребуется для свадьбы, это выписка из церковной книги. Топанди растил бедняжку как дитя природы. Не могу же я её такой к матушке привести! Сначала ей надо усвоить элементарные христианские понятия и буквы знать хотя бы не хуже крестьянки. А на это недели уйдут. Вот и приходится ждать.
Нельзя было не признать основательности этих доводов.
И Лоранд, может быть, говорил всё это даже почти всерьёз. Может быть, приходила ему мысль, что девушка, любящая его всей душой, счастлива была бы и разбитое сердце получить. Но с ней он ни слова об этом не проронил. Ципра видела его в безутешном отчаянии над тем письмом, и было бы чистой насмешкой над её верностью предложить ей теперь руку вчерашнему кумиру назло. В ответ на пылкое чувство не иметь ничего взамен, кроме леденящей мести.
Надо дать сердцу отойти. Пускай взбудораженные чувства вернутся в своё русло.
Читать дальше