Мор Йокаи - Когда мы состаримся

— Но почему же?

— Должен признаться, что прибыть сюда ему мешает моё присутствие.

— Ваше? — удивилась Бальнокхази.

— Если дамы позволят — и вооружатся терпением — начну издалека, дабы осветить всё сплетение обстоятельств, которое разрешилось столь своеобразно.

Лоранд приметил, что разговор о Дяли не очень интересует Мелани. Почти равнодушна. И понятно: он ведь уже её жених.

И Лоранд принялся осыпать её похвалами: какие красивые локоны, какой чудесный цвет лица — и прочими ничего не значащими комплиментами. Пока длилась его влюблённость, он молчал о её красоте. Это разумелось само собой. Льстить мы начинаем, когда любить Перестаём.

— Нынче, — продолжал Деже, — исполнилось ровно десять лет с тех пор, как в Пожони начались гонения на молодёжь за распространение протоколов сословного собрания. Не удавалось выяснить одного: кто добывал и давал переписывать оригиналы, пока наконец человека этого не выдал один из самых близких друзей.

— Ах, всё это так старо, — протянула госпожа Бальнокхази.

— Однако же последствия этого простираются до сегодняшнего дня. И я очень просил бы уважаемых дам дослушать до конца — и вынести свой приговор. Вам не мешает лучше знать близких вам людей.

(Ох, и наивный ребёнок этот Деже! А знай он ещё, что тот, о ком ведёт речь, — будущий зять Бальнокхази…)

— Предан своим другом был мой брат Лоранд. А предавшим друга — Дяли.

— Это ещё неизвестно, — возразила госпожа Бальнокхази. — В таких случаях видимость, а то и пристрастность легко могут обмануть. Вполне возможно, что господина Аронфи выдал кто-то совсем другой. Например, какая-нибудь легкомысленная женщина,которой её юный друг выболтал свою тайну, а она передала мужу-честолюбцу, чтобы воспользовался ею для приумножения своих заслуг.

— Но я точно знаю, что моё утверждение верно, — запротестовал Деже, — ибо именно эта великодушная дама,добрый гений моего брата, собственноручным посланием известила моего брата о предательстве, узнав о нём через мужа.

Бальнокхази закусила губу. И незаслуженная похвала производит своё действие. Это ведь она в одном лице была и легкомысленной женщиной, по её собственным словам, и добрым гением, как назвал её Деже. Молодой адвокат знал, как лучше отпарировать.

К счастью, Мелани ничего этого не слышала, занимаемая Лорандом, который толковал ей: как же это получается? Когда она жила у Топанди, жасмин цвёл такими чудесными колокольчиками. И вот, неделю спустя, на месте их — безобразные сухие ягоды. Какая жестокая игра природы! Неужто всякий прелестный цветикожидает та же участь?

— Ну хорошо, — сказала Бальнокхази. — Допустим: господин Аронфи и Дяли, будучи детьми, ябедничали друг на друга. И что же дальше?

— По правде говоря, я только этой ночью узнал, что было дальше. Тогда, в Пожони, я зашёл вечером к Лоранду, у него был Дяли. Всё это выглядело как самая обыкновенная шутка. Оба уступали друг другу честь быть на прощальном танцевальном вечере визави некой почтенной дамы, которая часто показывалась в вашем обществе и при всех своих очевидных достоинствах — добром сердце, могучем сложении и прочем — имела один вполне простительный недостаток: очень любила танцевать. И вот двое юных студентов принялись спорить при мне, кому танцевать с «тётенькой».

— И оба, конечно, уклонялись от такой «чести».

— Естественно. Ни один не желал отдать преимущество другому, и они в конце концов решили прибегнуть к жеребьёвке. На столе лежал листок бумаги, единственный в комнате, так как, опасаясь обыска, Лоранд перед тем всё сжёг. И вот этот сиреневого цвета листок они разорвали пополам, написали на двух лоскутках имена и положили в шляпу, попросив меня вынуть один. Я вынул и прочёл: «Лоранд».

— Вы, кажется, собираетесь рассказать, как развлекался ваш брат на этом танцевальном вечере. Расскажите, Мелани ещё не слышала.

— Не собираюсь о том дне ничего больше говорить. Перескочу на десять лет вперёд, хотя, в нарушение законов построения увлекательной интриги, сразу открою: жребий тянули не просто, чтобы определить, кому танцевать с тётушкой, а по условиям американской дуэлимежду Лорандом и Дяли в результате их ссоры.

При словах «американская дуэль» лицо Шарвёльди пошло медно-красными пятнами, потом опять побледнело; но Деже ничего не заметил.

— Постойте, милый мой, — перебила Бальнокхази, — разрешите спросить: а разве принято рассказывать о несостоявшихся дуэлях?