— Лев, лев! Это — лев!..
И наконец, страшное пробуждение от кошмара. Помнится, я кричал и плакал, мне было так жутко лежать одному в зарешеченной кроватке, в какой-то комнате, скупо освещенной огарком свечи, которая, казалось, вот-вот погаснет. Объятый страхом, изнемогая от плача, я вдруг увидел, как огромный косматый лев вошел в комнату и, величественно обозрев ее, улегся около моей кровати. Я оцепенел от ужаса…
Таковы первые воспоминания о жизни, что хранит моя память.
И вот — я живу с матерью и отчимом в убогой хибарке из трех клетушек с глинобитным полом и стенами из необожженного кирпича. Наша хибарка, крытая старой черепицей, примыкает к дому прабабушки, и кажется, будто она вросла в небольшой холм близ дороги, отделенной от нас рядом апельсиновых деревьев. Широкие ворота слева от нашего жилища ведут к водяному колесу и трапиче деда.
Позади дома прабабушки, как бы продолжая его, протянулась тенистая галерея, где хранятся выжатые стебли сахарного тростника, высушенного на солнце посреди обширной площадки между домом и трапиче, высокий навес над которым возвышается в низине, на краю двора. По этой низине протекал бурный ручей; вода, поступающая из глубокого оросительного канала, падает на большое колесо трапиче и приводит его в движение. Вода из другого рукава — поменьше — низвергается с крутого деревянного желоба на лопасти мельничного колеса. По другую сторону ручья, на возвышенности, раскинулось принадлежащее деду поле сахарного тростника. На поле растет много хокоте, анонов; окружено оно живой изгородью из гуарумо и поро [10] Хок о те, ан о н — тропические фруктовые деревья. Гуар у мо и пор о — тропические деревья, высаживаемые на плантациях для тени.
. Все это мои владения!
Целыми днями носился я по этим обворожительным местам, словно чертенок, несмотря на непрестанные уговоры и просьбы матери, всегда опасавшейся, как бы со мной не приключилось беды.
И она была права: однажды, пытаясь поймать великолепную лягушку, я поскользнулся и упал в водосток. Не помню ни удушья, ни страха — я плавал, как во сне, пока не услышал ужасный крик матери и не почувствовал, что меня вытаскивают за волосы. К счастью, она полоскала белье на берегу и успела схватить меня в тот самый момент, когда я чуть-чуть не нырнул головой вниз по крутому мельничному желобу.
Если бы я не убивал время на всевозможные проделки, то, чтобы как-то развлечься, мне пришлось бы ввязываться в разговоры и домашние дела взрослых. Жили мы в сельской местности, в окрестностях селения Ла Консепсь он, вдалеке от города, и ближайшие наши соседи были немногочисленны, поэтому я не мог рассчитывать на игру со сверстниками.
Мой отчим сапожничал. Страстный любитель птиц, он завел несколько проволочных клеток и две отличные ловушки, или, как он их называл, «цапки» — из бамбука и камыша. Каждое утро с первыми проблесками зари начинался в нашем доме веселый птичий концерт с участием щеглов, ийгуирро и мосотильо [11] Ийгу и рро — разновидность дрозда. Мосот и льо — небольшая певчая птичка с черно-желтым оперением (костариканская канарейка).
. Прежде чем усесться на табурет за работу, отчим никогда не забывал тщательно вымыть и просушить на солнце клетки с птицами, вкладывая в это занятие всю свою душу. Иной раз он вставал в воскресенье часа в три утра и, вскинув на плечо сумку с провизией, обе ловушки и клетку, уходил с друзьями подальше, в глушь, и возвращался домой лишь к ночи, усталый и зачастую с пустой клеткой. Я как-то вызвался пойти вместе с отчимом на ловлю птиц, но он заявил, обращаясь к моей матери:
Мой отчим сапожничал. Страстный любитель птиц, он завел несколько проволочных клеток…
— Там ведь надо сидеть очень смирно, тихо-тихо, а этот мальчишка, живой, как ртуть, распугает всех птиц. Да ему и пути не выдержать…
Так он ни разу и не взял меня с собой.
Отчима звали Рам оном. Черный, как смоль, длинный, тощий, медлительный в разговоре, он не вмешивался в мои дела и никогда не обращался ко мне, — я словно не существовал для него.
В ту пору мать моя была на редкость хороша собой — высокая, с белоснежной кожей, пышными черными волосами, доходившими ей до колен. У нее было десять братьев и сестер; все они, за исключением моей тетки Амелии, только что вышедшей замуж, и дяди Сакар иаса, изучавшего право в Сан-Хосе [12] Сан-Хос е — столица Коста-Рики.
, жили с дедом в просторном доме из кирпича-сырца на другой окраине местечка Ла Консепсь он, или Эль Льяно, как более правильно его называют. Она была старшей в семье, а меньшой, Томас ито, приходился мне ровесником.
Читать дальше