Карлос Фальяс - Маркос Рамирес

Мне посчастливилось познакомиться с прославленным дядюшкой Педро, когда я проводил каникулы в доме у деда. Это, кстати, был единственный случай, когда дядя Педро решился на время покинуть Абангарес, чтобы навестить своего брата. Он пробыл с нами недолго. Высокий, все еще крепкий седой старик с добродушной усмешкой на губах был грузен, нетороплив в движениях и скуп на слова. Помню, меня поразили его огромные руки, внушавшие мысль о необычайной силе.

Вечерком, исчерпав с дедом все воспоминания о прошлом, дядя Педро остался с малышами — со мной и Томас ито, неутомимыми слушателями его былей и небылиц.

Воспользовавшись удобным случаем, Томасито осмелился спросить его:

— А что, дядя Педро, верно ли говорят, будто вы убили сержанта на берегу Вир ильи и бежали от полиции, пытавшейся вас схватить?

Старик озадаченно помолчал, потом улыбнулся и спокойно произнес:

— Да, точно, но я был прав… Хотя, признаться, на первый взгляд похвастаться тут нечем. Произошло это много лет назад, когда Рос ендо и я примкнули к готовившемуся восстанию. Мне поручили отвезти важную бумагу дону Фрадике Гутьерресу [5] Фрад и ке Гуть е ррес — военный и политический деятель Коста-Рики, возглавлявший оппозиционную правительству группировку. , скрывавшемуся в столице. Я получил заряженный револьвер и приказ — живым или мертвым доставить бумагу на место. Таковы-то были дела!.. Надев праздничную куртку, прицепив шпоры, захватив плетку и на всякий случай кинжал, выехал я уже под вечер на добром муле. Словом, приготовился ко всему и решил даром своей жизни не отдавать. Понимаете? Смелости во мне было хоть отбавляй, да только не хватало опыта… Уже стемнело, когда я подъехал к низине реки Вирильи — спокойно и беззаботно, не замечая ничего подозрительного. И только стал подниматься по откосу холма, как слышу: «Стой! Кто идет?..» Передо мной — пикет правительственных солдат… Сержант разом хватает за узду и останавливает моего мула. Тогда, прикинувшись простаком, я говорю: «Отпустите-ка, пожалуйста, узду и отойдите в сторонку, потому как этот мул очень уж норовистый, чего доброго, с ног собьет».

«Слезай на землю, каналья, я тебя хорошенько прощупаю!» — крикнул сержант угрожающе. Но я его опередил: огрев плеткой солдата, который тыкал винтовкой меня в спину, я выхватил револьвер и разрядил его прямо в лицо сержанту. Дав шпоры мулу, я погнал его вперед и сбил по дороге еще трех солдат…

Они стреляли в меня, но было уже поздно: я успел скрыться за поворотом, исчез из глаз, затерялся в вечерних сумерках… Выпутался счастливо, да ведь мне всегда везло в таких случаях, — закончил старик, поглаживая бороду и лукаво улыбаясь.

Никогда не питавшая добрых чувств к шурину бабушка, возившаяся на кухне, услышала обрывки рассказа и тотчас же нас позвала.

— Нечего вам слушать его басни! — проворчала она в сердцах. — Хорошеньким делам учит мальчишек старый враль!

По темпераменту мой дед был полной противоположностью своему брату: не пил, в кости не играл, а курение считал гнуснейшим пороком. Однако в свое время он тоже пускался на кое-какие авантюры и умел владеть оружием. Широкоплечий, сильный, энергичный, он был намного выше брата, но не так грузен. Ему свойственны были суровость, проницательность и хитрость, но не лицемерие; он твердо держал слово и выполнял обещанное. К политике его влекло с неудержимой страстью простодушного крестьянина, далекого от какого-либо честолюбия и корыстных стремлений.

Пламенный приверженец Фрадике Гутьерреса, он боролся на его стороне против правительств С ото и Игл есиаса, участвуя в многократных попытках поднять восстание. Он перебирался из одного тайного убежища в другое, повсюду следуя за доном Фрадике, которого искали правительственные патрули отнюдь не с добрыми намерениями. Вот почему в те давние времена мой дед много раз подвергался арестам и истязаниям. Уже глубоким стариком он, бывало, показывал нам сохранившиеся на его ногах страшные следы колодок.

Влечение деда к политике стоило бабушке немало переживаний, и среди многих историй мы услышали однажды от матери такой рассказ.

В ту пору, когда она была еще ребенком, семья жила в горах, в далеком глухом углу Лос Карт агос, где у деда была небольшая лесопилка, участок земли и несколько коров. По воскресеньям он вставал с первыми петухами, чтобы, оседлав лошадь, отправиться в Алахвэлу, сделать все закупки и успеть в тот же день, хоть к ночи, вернуться домой — ему не хотелось оставлять семью одну в глуши. Раз он изменил своему правилу — и с тех пор стал выезжать из дому по субботам, возвращаясь лишь утром в понедельник. Случалось, он покидал дом и на неделе.