Людмила Бояджиева - Изображая Обломова

Подходит Бабкас мешком, в котором гремят пустые банки от пива.

Бабка: — Уморилась… Можно, сынки, с вами маленько посижу…Выпить то что, не прихватили? ( садиться к столу )

Путник:— Поганой метлой прогнал этого пустобреха и фразера со сцены мировой революции! А надо было — расстрелять! Причем гораздо раньше.

Керенский: — Именно — расстрелы — ваша метода. Явили своим правлением весь ужас и насилие полного произвола! ( указывает на Карамзина ) Вон — история не дремлет! (Путнику ) Седьмого ноября на вашу бронзовую фигуру народ воззвание повесил — щиток на грудь с надписью: «Государственный преступник». И это — приговор веков!

Бабка: — Не, это наши активисты. Организация у нас — «Народная воля». Работаем без отказов по заявкам. Платят только копейки.

Ленин( Керенскому) — Это потому, что вам памятников не ставили! А море красных знамен у подножия монументу не заметили?

Бабка:— Это тоже наши. У кого знамя свое — по двести ре за выход может накапать. Ох, тяжело на пенсию… у меня кошек — 17 голов и все жрать просят. Вот и подрабатываю ночами.

Керенский( к собравшимся ): — Господа! И этот кровавый маньяк рассуждает о «выигранном деле»! Я боролся на приделе человеческих сил, да нет — за их приделом — отстаивал демократический путь развития России. А господам большевикам нужна была диктатура! Диктатура пролетариата! Тюрем, расстрелов и подавления всяческих свобод! Знаете, как называл господин Ульянов демократическое общество? «Плутократией», созданной для обмана масс.

Карамзин:— Довольно слов. Их было слишком много. Александр Федорович Керенский — самый юный, самый пылкий из членов Временного правительства. А какая была ораторская мощь, какая энергия, убежденность… какая популярность у народа! Женщины кидали ему вслед Апостолу Мира кольца и драгоценности, солдаты посылали приветы с фронта и свои боевые награды, журнал «Герой дня» вышел с портретом Керенского на обложке. Он должен мог бы стать президентом.

Путник: — А в Мавзолее лежу я. А не он!

Бабка к Пушкину ( она перебирала банки в мешке ) — Слышь, Пушкин, вон как тебе здоровый образ жизни на пользу пошел. Посвежел прям весь. Только шерсть с личика сбрей, на приличного человека будешь похож. А то как фокстерьер какой–то.

Пушкин: — Ты, бабуля, вылитая няня моя, Арина Родионовна — Аришка…Она то же, бывало… Сбрей, да сбрей!

Бабка( передавая ему мешок ) — уж помоги старой, разомни банки — их только смятыми принимают. Ногой прямо, первый раз что ли. Ставь и в рыло ей каблуком!

Керенский: — В 1918, когда стало очевидно, что беспощадный террор победил, я уехал во Францию. Каждое утро выходил в сад и говорил речь. Сам перед собой. Ходил среди клумб и оправдывался. Много, много жестокости было и по моей воле и с моего попустительства. Борьба за власть — опьяняющий яд.

Путник: — Вот! Вот ваше истинное лицо — признали ошибки! Фразер и властолюбивый тиран!

Пушкин(с треском раздавил банку, все дернулись ) — Получилось!

Керенский: — Я жил долго, у меня хватило время, что бы признать вину… И вот что я вам скажу: никто не остается безнаказанным, за все придется платить. Никому не сойдет с рук макиавеллиевская политика! ( Путнику ) Вы учили нас, что политика и мораль — различные вещи и что все, что считается неэтичным и преступным в жизни отдельной личности, допустимо и даже необходимо для блага и мощи государства…Это ваша мораль, предатель отечества!

Путник:— Отечества! Фразер, пустобрех! Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне, если честно, было наплевать, — это только этап, через который мы шли к мировой революции!..

Пушкин (с грохотом раздавил банку) — На Россию наплевать! Сильно сказано. Мировая революция — это химера, господа.

Карамзин: — Что–то ее пока не видно. Керенский умер в 1970 году в возрасте 89 лет в американской больнице святого Луки для бедных, но до конца жизни верил, что демократические преобразования в России все–таки наступят. Ульянов — Ленин не обрел покоя в Мавзолее. Демократические преобразования наступили. А споры — споры продолжаются.

Общее молчание. Все фигуры замирают. Поднимается Гончаров и возвращается на диван.

Гончаров:— Странная у нас земля. Странная. Много всякого говорят. Много. И делают много. Всякого разного, но, почему–то, чаще не нужного. Или же вовсе наоборот — вредного. Прожекты, прожекты! Двести лет — грандиозные прожекты! Всяк о благе человечества печется…Так почему ж не о своем? Не о благе того, кто рядом? Вот коли б о ближнем своем в меру сил и возможности позаботился — и не надо никакой революции. Просто же как — христианская любовь и милосердие. К ближнему, самому ближнему.