Людмила Бояджиева: Признание Альбины Кристаль

Все началось год назад. Нарушить молчание я решила лишь сейчас, когда поняла, что мне не грозит встреча с киллером или группой захвата отрядом омоновцев, звенящих наручниками и бряцающих ужасающими «стволами». Тайна, в которую мне удалось проникнуть, так невероятна, что кричи я даже о ней на каждом перекрестке — дальше привода в Кащенко не докричусь. Но ведь совершенно невозможно таскать информацию в себе и делать вид, что ничего не произошло! Подруга Лера от моих бесконечных пересказов и обсуждений случившегося, тихо звереет. Прерывает на корню и с фальшивой беспечностью восклицает: «Тебе бы отдохнуть, Альбинка! Слушай, а если махнуть нам вдвоем в какой-нибудь Эмират? Говорят, тамошняя обстановка сильно тонизирует и снимает навязчивые идеи». Да не хочу я их «снимать», эти идеи! Хочу жить с ними до конца своих дней. Пусть следуют за мной неотвязно, как верные неразлучные псы.

Но ведь не только за мной же! Не жадина я, не хочу присвоить себе то, что принадлежит всем. Всем, я уверена! Поэтому и пишу, обращаясь к вам: «Люди, друзья! Послушайте! Это важно!»

«Психопатка!» — скажет кто-то чрезвычайно серьезный, с зевком отбрасывая мое писание. Но дрогнет рука и тревожно зачастит преступное сердце злодея — мне довелось пройти по центру проблем архиважных, задеть краеугольный камень и красной нитью провести через все случившееся… Что проводят обычно в докладах и отчетах «красной нитью»? Основную мысль! Вот — ради нее и пишу. Думаете, мое сообщение из ряда оглушительных разоблачений? Еще «краеугольней» и еще «краснее» — Откровение, принятое всей моей плотью, всей моей душой, всей моей кровью. «Не грусти, когда праздник шумит на чужой улице — это всегда и твой праздник». Разочарованы? Да вы ничегошеньки не поняли, не вникли, не уловили глобальный смысл! Вы просто еще не готовы к осознанию простых как огурец и важных, как мир истин. Вы еще не знаете всего, что случилось со мной и вы совершенно не в состоянии воспринимать выше упомянутый «краеугольный камень откровения», как предмет ожесточеннейшей криминальной схватки на самом высшем уровне. Ошибаетесь, друзья. Как же обидно вы ошибаетесь!

Итак, я решила рассказать правду, растрезвонить, прокричать… Уставилась в «чистый лист» компьютерного экрана и холодок пробежал по напрягшемуся позвоночнику, как пальцы по струнам арфы. Пальцы мертвеца — ледяные, липкие, пронизывающие вмиг застывший организм смертельным страхом, извлекая из памяти не журчащую мелодию, а смех, называемый как правило «адским». Нет, нет! Я не старуха, подпитывающая омертвевшие «серые клеточки» «Вимпацетином», и не уродливая психопатка, зараженная плодящимися фобиями (к фобиям отношусь брезгливо, поскольку в детстве путала этот невропатический термин с педикулезом, да и потом зачастую с ужасом принимала скорбные жалобы приятельниц на появление у них неких фобий, как признание в завшивленности. Правда, одно другого стоит)

Если вы помните потрясшую совдеповскую общественность на тайных просмотрах новоявленных видаков эротическую киноэпопею «Эммануэль» и вам не совсем противна внешность Сильвии Кристель, признаюсь — в годы внезаконной популярности этого запретного киношлягера в меня часто тыкали пальцем: «глянь, вылитая Сильвия!». Честно говоря, и замуж я тогда вылетела девчонкой за ничем не примечательного инженера, запав на его фамилию. Какой праздник — сменить ярлык девичьей, насмешливо-сельскохозяйственной фамилии на призывно чувственную Кристель! После, правда, были попытки навязать мне сходство с Ким Бессингер. Вы правильно догадались — на экран вышел фильм «Девять с половиной недель». И верно подсчитали — мне уже за сорок. Не люблю определение «далеко» — так и мерещится шестидесятник. Предпочитаю «едва» — ведь выгляжу я потрясающе. Особенно, когда очень надо или сильно разозлюсь. Короче, внешность Кристель или Бессингер — на ваш выбор. Сколько лет — все мои, а больше 35 мне все равно не дашь. Еще бы — при таком мощном обаянии, бездне вкуса и особой ауре «роскошной» дамы, витающей вокруг стройного тела весте с облачком духов «Опиум гипнотик».

Теперь вообразите: засунув за щеку клубничный леденец «Бон Пари», наматывая на палец светлую прядь вьющихся волос (как неотвязны школьные привычки!) я всматриваюсь в экран ноутбука и начинаю стучать клавишами, обращаясь к воображаемому собеседнику то есть — непосредственно к Вам, дорогой мой читатель…