Петер Хакс: Амфитрион

Так значит, сам себе я злейший враг.
Мне стыдно за себя, я признаю,
В твоих словах есть много горькой правды.
Я часто мелочен бывал в поступках —
Оправдывать себя я не хочу.
Один упрек я все же отвергаю.

Какой же?

Что тебя я не любил.

Когда любил, ты был таким, как он.

Кого же я люблю?

Свои деянья.

Зачем же я свершил то, что свершил?

Чтоб стать вождем.

Но стать вождем, Алкмена,
И значит для меня – тебя любить.

Какие удивительные речи!

Кем был я здесь? Изгнанником – и только.
Случайным гостем, нищим, чужаком,
Ютился в развалившемся дворце,
Запятнанное имя я носил.
Креонт боялся мне доверить войско —
А принцы, сыновья его сестры,
По праву крови требовали власти.
Но вот мне повезло: беда стряслась,
Угнали телебои скот Креонта.
А Птерелай мне кровным был врагом —
Ведь он причина моего позора,
Из-за него меня изгнал Тиринф.
Ту распрю сделал я моей войной,
Уж не был я грабителем наемным,
Но за обиды Птерелаю мстил.
Меня Креонт назначил полководцем,
И случай ухватил я за хохол,
Использовал последнюю возможность
Вернуть себе утраченное имя.
Но лишь пристал я к берегу Телеб,
И войско приготовилось к атаке,
Ко мне в палатку заявился принц,
Сын Птерелая, с предложеньем мира.
Он обещал убытки возместить
И скот вернуть обратно, если я
От битвы откажусь. От этой битвы!
О боги, разве дело шло о стаде?
Надежда на успех была ничтожна,
Враги превосходили нас числом,
У нас же не хватало снаряженья.
Фиванцы это скрыли от меня,
Считая, что для Фив большой позор
Признать людей нехватку и оружья.
И все же я посланцу отказал!
А он стал возмущать моих солдат
И призывать их к неповиновенью.
Я принял меры. Вызвал капитана
И говорю: «Излишне принц высок».
«Высок?» – «Ну да. Мне голова мешает».
И принца капитан укоротил.
Я капитана наказал примерно
И тем порядок в войске укрепил.
Потом пустил я слух, что Птерелай
Хотел разграбить Фивы, а солдат
Рабами сделать. Войско возмутилось,
Мы ринулись в атаку. Победили.
Убил я Птерелая. Для тебя.

О нет, не надо именем моим
Оправдывать чудовищные вещи.

Клянусь, я это сделал для тебя.

Но внешний блеск нам, женщинам не нужен.

И полководцу предпочла ты бога.

Мы ценим в вас не видимость, а суть.

Земля, рабы, успех и деньги – суть
Любого человека. Их имея,
Он действует иначе, чем без них.
Хоть женщины твердят нам постоянно,
Что могут сыты быть одной любовью,
Но все хотят, чтоб их любил герой.
Им мало, видно, царственной души,
Коль для нее хотят оправы царской,
Иначе муж мгновенно надоест.
Ведь человек – не бог, его свобода
Влечет насилье, а насилье – цепи.
Я подлость совершил из-за любви.

Одно здесь верно: коль подлец влюблен,
Он сразу станет подлецом влюбленным.
Себя вини. Причем твои тут цепи?
Достаточно сравнить тебя с Алкменой.
Она живет в таком же точно мире,
Но дух ее и плоть столь совершенны,
Что я ее себе считаю равной.

В таком же мире? Кто? Моя жена?
Она не знает жизни, как и вы.
Вы слишком высоко вознесены,
Она же – слишком далека от мира.

За десять лет супружества впервые
Я слышу от тебя такие речи.
Ты ставишь чувству новые вопросы.

Пусть говорит – уж я найду ответ.

Согласно Эскулапу [8], совершенна
Лишь та нога, что высока в подъеме,
Стройна, изящна, с гладкой чистой кожей,
То есть нога, которая не ходит.
Лишь бесполезная нога – прекрасна.
Но если не ходить – зачем нога?
Чиста Алкмена – ибо непричастна
К борьбе суровой за существованье,
Свободна – ибо ей неведом страх,
И искренна – ведь ей легко живется.
А муж, который лучше знает жизнь
И опрокинуть этот мир не тщится,
Приобретает краски той среды,
Где царствует, воюет и торгует.
И тут с небес нисходит некий бог,
Находит женщину вполне небесной
И отбирает у меня!
И это Божественная ваша справедливость?
Моя ль вина, что я живу всерьез?