Владимир Лузгин - Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло

Адвентист седьмого дня
Иль свидетель Иеговы?
Кто готов понять меня
В этом мире бестолковом.

Посещать ли мне мечеть?
Подружиться с синагогой?
Чтоб в гиене не сгореть
Вместе с Гогой и Магогой.

Выбрать кирху иль дацан?
Церковь или Ганга воды?
Чтоб явившись к праотцам
Обрести покой и отдых,

И, где райские холмы,
Реки, пастбища и кущи,
Петь хоралы и псалмы
На два голоса с Всесущим.

Ай да, ветер, злодей,
Как выводит последнюю ноту!
Голосистым мальчишкой, лейтенантом старшим,
Под огнём пулемёта поднимающий роту,
Заставляя солдат, встать на бруствер за ним.

Так и мне бы рискнуть на рывок из неволи,
Если только возможно позабыть на бегу,
Что года разменяв на беспутство застолий,
Ничего изменить я уже не могу.

По рассудку – расплата, по норову – кары,
Это было и будет, это было и есть:
Срок, баланда, прогулка и обжитые нары,
Воровские законы и тюремная честь.

Алкаю, жажду, вожделею,
Ищу не сказанное слово,
Что вкупе с сущностью моею
Стать будущим моим готово,

Где, доверяясь жизни циклам,
Из тьмы инстинктов, грёз и яви
Моя вселенная возникла
Во исполненье неких правил,

Которым должен подчиняться,
Не размышляя, без изъятий,
Под гул хулений и оваций,
Меж маяты и благодати.

Таким как есть, таким как буду,
На пару с волею небесной,
Гоня души мандраж и смуту
Перед разверзнутою бездной.

Когда в миг страсти, в миг зачатья
Чужих людей в тиши алькова,
Уста мои замкнёт печатью
Повторно сказанное слово.

Аль не хватит ныть-стонать по безделице,
Боль утихнет, а беда перемелется,

Даже пусть не по прямой – по касательной,
Но вернётся к тебе фарт обязательно

Вместе с женщиной, а к ней всё приложится,
Всё родится, возрастёт и умножится,

Чтоб гордились вы сполна жизнью вашею
При еде и питие полной чашею.

Так что, брось ты ныть-стонать по безделице,
Боль утихнет, а беда перемелется,

Даже пусть не по прямой – по касательной,
Но вернётся к тебе фарт обязательно.

Ангел божий с женским телом,
Посреди ночи и дня,
Откровенно и умело
Очаровывал меня,
Обжигая и маня.

Ангел божий, птица вспурга,
Два невидимых крыла.
Это ты, моя лямурка,
Чище лебедя была,
Говорлива и мила.

Ангел божий, в миг короткий
Жизни здесь, я не таю:
Не хочу другой красотки,
Дайте мурочку мою,
Сладкоядую змею.

Ангел божий, друг мой верный,
Сядем рядышком вдвоём –
Что нам до вражды и скверны,
Если счастливо живём
Ночь за ночью, день за днём…

Баланс нетрудно подвести.
Нас, сельдюков, осталась горстка,
Хотя по-прежнему в чести
От Диксона до Дивногорска.

Всё меньше истых северян,
Всё больше жадных и раскосых,
Явившихся из тёплых стран,
Где чай растет и абрикосы.

Они повсюду: там и тут.
Горласты, скоры без заминки.
И главное: их главный труд –
Места, торгующих на рынке.

Мы этим пришлым не указ,
Коль деньги носят в чемоданах,
Смотря на небогатых нас
С величьем и презреньем ханов.

Никто в прошедшие года
Так не смотрел нам даже в спины
И уж тем более, когда
Враг превратил страну в руины.

А мы отстроили её!
В крови, в поту, не зная, впрочем,
Что властью ставшее жульё
Нас оберёт и опорочит.

Чтоб, разум рабский не мутя,
Смирились под рукой конторской,
В чести по-прежнему хотя
От Диксона до Дивногорска.

И те же нравом и душой,
Чуть порченные в нулевые,
Как дети Родины большой,
Способной на дела большие.

Лишь червь сомнений воровски
Нас гложет, горечь навевая,
Что нашей воли вопреки,
Мы станем слугами Китая.