Я жил под сиденьем автобуса,
распластанный между пружин,
не зная, к чему мне готовиться,
но всё-таки, всё-таки жил…
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
но всё-таки жил.
Всё думал: а что же, мол, было бы,
коль шансы все были б – мои!
…Сочились откуда-то выхлопы,
и чудилось: будут бои…
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам…
Когда же бои?
Коль шансы бы мне предоставили,
плюс сердце бы – словно у льва
(да лишние слесарь детали бы
убрал из сиденья сперва!)…
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
эх, сердце бы льва…
«Эх, дали б возможность отметиться
в одном лишь бою, господин!»…
Так муторно рыцарю едется
в готовности номер один !
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
ах, вечно один…
Однажды, под пологом сумрака
я душу закрыл на засов:
дрожала во тьме на весу рука
с дешёвенькой парой часов…
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
лишь пара часов!
Лишь пара часов… общей суммой ли
надежд, и дерзаний, и мечт…
чтоб пару трусов после сунули —
как будто под сердце вдруг меч?
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
иззубренный меч…
Лишь пара часов дикой оргии —
и всё… Соответственно, в два
смежили глаза свои зоркие
кондуктор и слесарь – едва,
тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
все спел я слова…
Да, всё! Бремя страсти скотов нести
с тех пор не могу… но свою
балладу о вечной готовности
нет-нет, да и тихо пою:
тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам —
в жестоком бою,
и чудится тело кондукторши
на фоне далёких вершин,
но – пения не издадут уже
тугие изгибы пружин.
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
обычный режим…
Ах, Рок мой! Тебе господином ли
мне быть, если грянул аврал
и слесарь тот – пальцами-льдинами
меня (одного лишь!) убрал?
Тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
как винтик, убрал.
С тех пор я скитаюсь по скверикам,
совсем безоружный, ничей,
и чудятся в воздухе сереньком
зигзаги разящих мечей,
тарлам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
и крови ручей.
Но – снова готов бы, так кажется…
Довольно источено ляс!
Всё в тему: то снежная кашица,
то лишнего винтика лязг,
то – трам-тарлалам, тарлам-тарлалам,
часов перепляс…
…то вдруг окажешься, чуть сонный,
в огромном тёплом помещении…
Об импорто-, блин, замещении
бормочет… сумрак невесомый?
Нет, архаичная тарель…
А на душе – опять апрель.
Тут честно кажется, что сбудется
и виданное, блин, в гробý, детство,
и юность… те её потуги,
что зрелость увели в подруги,
буквально пóд руки… « И то,
что не расскажет вам никто ».
Как будто бабушка гуторит —
и репродуктор сипло вторит…
А на столе – четыре сырника:
« Позавтракай, дурашка, сытненько,
тебе ведь нужно и трудиться, и
не впасть от лишней эрудиции
в, известно, ступор известковый,
тебе бы только гнуть подковы!
да становиться на пути… »
Да в гору горькую ползти…
Ну, хватит… Будто посетив
в уме все формы ада – стану
отныне лишь за позитив
активно ратовать…
Чиста, ну,
и неиспорчена душа!
В нирване внутреннего лада,
начну я жить теперь,
пиша…
о…
скажем, пользе мармелада.
… Ловец! Вали-ка к чёрту в рожь:
ты врёшь, тебе начхать на деток!
А мармелад… уж так хорош! —
когда лежит на хлебе… этак…
Потом, полезен ведь, да-да!
Буквально все ингредиенты!
…Ах, мармелад! Как вожделен ты!
Изгиб развязки, шапка дыма на трубе…
Открой же глазки, я скучаю по тебе.
Ты в полусонном одеяле замерла,
а я… спасённым, но едва ли, все дела,
себя почувствовал на миг… и вмиг ушло
то ощущение в игольное ушко
зазора между пониманием и сном,
и… сквозь одежду растекается геном :
отныне – смешиваюсь я! И голь лескá,
и облакá, и сталью бьющая река,
и гущи люда заскорузлая кутья —
всё я !
До степени смешения – всё я !
И эти книги…
и подушечка…
и ты,
во сне уставшая от сонной маеты.
Читать дальше