Анатолий Гуртовой - Свистопляска. Il giardino della pancia

Шестьсот шестьдесят шесть шестёрок.
В детстве заставляли есть творог.
Вилле Вало в сопровожденье оркестра —
Горячая ванна из острого перца.

Душ ледяной, и по коже потоки.
Вяло текут тугоплавкие строки.
Остро вонзаются буквы в бумагу.
Я собираю ладонями влагу.

Ницше накрыл давно Пастернака.
Чересчур спя, отменяю свой завтрак.
Ошо укутал давно Пастернак.
Снова в шкафу и на полке – бардак.

Под Scorpions люблю временами купаться,
Заново ранней звездою рождаться.
Под Nightwish мне хочется помолчать (а во время особо талантливых соло – лечь и умереть)
И в полную грудь научится дышать.

Мишка из плюша в маске медведя.
Я живу в снах, до конца в них не веря…
Тучи из снега, сугробы из ваты —
Чем не пейзажик, обложенный матом…

Мэнсон, как личность – колодец без дна,
Как человек – субъективность.
Маска его по каёмку полна
Горькой игрою в пассивность.

Сочные краски без примесей тянут
Взгляд мой к его акварелям.
Но, прикоснувшись, сразу же вянут —
Жаль, не рисует картин он пастелью.

Мэнсон, как личность – это обида
На человечество и индивида.
Мэнсон, как голос – это тотально,
Дуже гатично, экзистенциально.

Мэнсон без рёбер – жертва свободы.
Кто здесь нормальный? Мы – скорее уроды.
Плещет абсент в слабых, вздутых сосудах.
Мэнсон – лекарство, наше время – простуда.

Сбежав с биржи труда,
Не став на биржу секса,
Сную туда-сюда,
Ходок чужого шества.

Рисую – мрак бездарный,
Пишу белиберду.
Мозг – Альбион туманный —
Увяз в сыром бреду.

Язык – раб суетливый,
Неряшливый и мерзкий.
Рукой своей брезгливой
Я режу его леской.

Сознанье помутнённое,
И улыбаться – влом.
Стыкаюсь вновь с соседкою
Из зазеркалья лбом.

Я не хочу гулять —
Смотреть в чужие маски.
Я буду дико танцевать
Под вой собак и запах краски!

Понеслась!
Выше нос!

Глаза вывернуты штольней —
Небеса врасплох.
Губы сомкнуты. Фривольно
Снегом упал вздох.

Сухим листьям пожелтевшим,
Кое-где – кровавым.
Как огонь, с утра затлевший,
Кудри пахнут лавой.

Разрумянился на солнце
Яблок поздний сорт.
Стал приветливо в сторонце
Марса небосвод.

Струнами полощешь вены
В звон крымских составов.
Дым укрыл всё синей пеной…
…Как здесь тихо, славно!..

Безудержный поток чувств
И желаний безутешных.
Я совсем не огорчусь,
Если скажешь, как я грешна.

Я совсем не разревусь,
Если скажешь, что я дика.
Я на сцену заберусь,
Чтоб ошпарить тебя криком

Души, жаждущей внять суть.
Глаза, преданные Лику.
Ноги, битые о Путь.

Это сон или виденье?
В темноте немой вопрос.
Посмеялось Провиденье
О пути: «Ты что, всерьёз?»

Её нет…
Пустота…
Лучший путь —
Чистота.
Лучше слов —
Тишина.
Время нет —
Только тьма.

Я плела с утра пионы с проволоки-сетки,
Вечером из них вертела эдакий венок.
Завтра я приклею к сетке яркие пайетки,
К проволоке подключу электроток.

Небо без туч необычно блеснуло.
Кто-то кричит во дворе.
Мы подвели к голове Земли дуло,
Каждый из страха к своей конуре.

Давай в море шума найдём островок,
Я буду там петь, а ты – ковать рок.
Пульсация света, ритм мирозданья,
Дыханье планеты – наше дыханье.

Советской мозаикой
Украшен балкон.
Забрёл на лужайку
Фарфоровый слон.
Зашёл по дорожке
Из лунного света,
Увидев в окошке
Стрекозку-комету.

Чистою талой водой?
Синей жар-птицею,
Снега крупицами
Ты хочешь слиться со мной?

Диском серебряным,
Пулями медными,
Чистою талой водой.

Растаяли в пламени
Хрупкие здания.
Искра сознания
Огненным знаменем
Отторгла зрение,
Запах и слух.
Рука провидения —
Мой вечный пастух.