1964
Крыло зари
Смахнуло темноту,
И небо стало чище и яснее...
Как часто мы не ценим красоту,
Особенно
Когда мы рядом с нею.
Мы привыкаем
К отблескам зарниц,
К созвездиям,
К заплаканным березам.
К просторам, не имеющим границ,
Где бьются ливни и ликуют грозы.
Мы привыкаем
К лунной тишине,
Нависшей над заснеженной равниной.
Живем — не удивляемся весне,
Живем — и наши души не ранимы.
Да, мы не замечаем красоту...
Мы что-то ищем.
Что — не знаем сами.
И смотрим, смотрим, смотрим
За черту
Той красоты,
Что вечно рядом с нами.
И мечемся, как щепки по волнам.
И раньше срока
Уплывают в вечность
Любимые,
Доверившие нам
И красоту,
И молодость,
И верность.
1964
М. Алексееву
Земля моя с поблекшею травой,
Пронизанная болью журавлиной,
Вся в седине
И в посвисте былинном.
Позволь сказать, что я навеки твой.
Ты промолчишь, хотя ответят мне
Синичий голос, в тишине звучащий,
Рассветные рябиновые чащи,
Что вновь затосковали по весне.
Ты промолчишь, привыкшая молчать
Всегда, когда тебе в любви клянутся.
И стоит мне тебя рукой коснуться,
Ты все простишь, привыкшая прощать.
Летит к ногам последняя листва.
В лесу легко наедине с землею.
Земля моя...
Она во всем права,
И даже в том, что я чего-то стою!
1964
У сына очи ясные,
Как роднички в лесах.
Два солнышка,
Два небушка
Дрожат в его глазах.
Глаза родные, мамины, —
Счастливые глаза.
Так пусть не затуманит их
Соленая слеза.
Ах, слезы!
Я их выплакал
И за тебя, сынок,
Когда ступал непрошено
На чужой порог,
Когда дырявой скатертью
Дорога вдаль текла,
И — ни отца,
Ни матери,
Ни ласки,
Ни тепла...
Военные пожарища,
Кругом — одна нужда.
И мы брели с товарищем,
Не ведая — куда.
Нас бабы сердобольные
Учили песни петь.
Нам говорили: —
Надобно
Разжалобить уметь...
По поездам,
По станциям
Мы пели, как могли,
О том,
Что сиротинушку
На кладбище снесли,
О том,
Что горе искони
Братается с нуждой.
И пели,
Плача искренне
Над собственной бедой...
Так пусть твои два солнышка,
Два небушка в глазах
Вовеки
Не купаются
В слезах.
1964
Анатолию Калинину
В колодцах солнца не бывает,
Бывают звезды иногда.
И все же — солнечна вода!
Она в жару —
Не убывает, —
Не убывает
В холода.
И сколь ни черпай,
Не убудет,
Не потемнеет и во мгле...
Тропинки проторили люди
Ко всем колодцам на земле.
И хоть не храмами с крестами
Они стоят — всегда чисты,
Ты без поклона
Не достанешь
И капельки живой воды.
Не той,
Которая по трубам
Дойдет до крана и молчит.
А той,
Что там, в глубинах сруба,
Сердечком солнечным стучит.
И так стучит она от века,
Не умолкает никогда.
В жару — Напоит человека
И обогреет
В холода...
И в час,
Когда заря по кленам
Скользит и тонет в высоте,
Россия
Отдает поклоны
Живой колодезной воде.
1965
На подсиненные снега
Стога отбрасывают тени.
Молчат
Вечерние луга
И отдыхают от метели.
Они молчат,
В себе храня
Тепло цветастого июля.
И каждый стог гудит, как улей,
Медовым запахом дразня.
Идешь лугами,
И молчишь.
И горько думаешь,
Что где-то
Стогами
Ввысь глядят ракеты
И расколоть готовы тишь...
Мне страшно думать,
Что уйдут
Стога, снега и лунный вечер,
Что этот мир давно не вечен,
Что травы вновь не зацветут,
Не будут
Новые стога
Вот так же, пережив метели.
Отбрасывать косые тени
На подсиненные снега.
1965
Еще живет войны дыханье,
Еще стоят, крича, кресты...
А в бывшем лагере
В Дахау
Возводят женский монастырь.
Расчетливо и пунктуально...
Во искупление грехов
Здесь
Вместо камер
Будут спальни
Невест, не знавших женихов.
Здесь будут истово молиться
Над кровью проклятой земли.
Здесь будут прощены
Убийцы,
Что от возмездия ушли.
И будет
Тень креста
Качаться
Над страшным криком мертвых плит,
И будет многое прощаться
В елейном шепоте молитв...
Все станет буднично, законно —
Не то что много лет назад.
Туристы
Будут умиленно
Глядеть монахиням в глаза,
Читать на лицах состраданье,
О гуманизме говоря,
И жертвовать
На содержанье
Модерного монастыря.
Лампады,
Крестики,
Иконы...
Но стоны мертвых
Будут жить.
Елейным словом,
Сладким звоном
Их не удастся заглушить.
Они, как птицы, будут биться
Над сталью вздыбленных ракет,
Напоминая,
Что убийцам
Прощенья не было и нет!
Читать дальше