Александр Долгушин - Коротко о разном

Подумаешь – осень! Среди обновлений
Последних тире – временная межа.
Петляет Сусанин по следу тюленей.
Ежи в направлении целей лежат.

Мужик с собакой. Смотрят. В голове
Неведомо, что у него творится.
И у собаки тоже. По траве,
Подскакивая, ковыляют птицы.

Какая-то старушка крошит хлеб
Воронам, будто во дворе цыплятам.
Бездомная. В её родном селе
Земля пустует, догнивают хаты

Заброшенные. Держит лапой клён,
Чтоб не упал, собака. К ней привязан
Хозяин. Белый свет со всех сторон,
Всепроникающий инопланетный разум.

Дождь. Хандра. Нехватание минов для vita —
Как нехватка любви и нежности. Редкие встречи
Не заряжают надолго. Организм дыроватый – что сито.
Не выручают ни овощи-фрукты, ни даже тресковая печень.

Нет, ничему никого и девятая жизнь не научит.
Новая поросль не слышала слова «грабли»,
Которые стоят того, чтоб дождаться случая.
Бывает и вечер куда мудренее утра, блин!

Но когда за окном всё черным-черно, а в тебе – отражение этого,
Тёплой плоти комок, сгусток тёмного света, чудных обстоятельств стечение, —
Неужели тебе всё до лампочки, всё фиолетово —
Что уходит любовь, как сквозь пальцы вода, принося облегчение,

Вместе с временем жизни, отпущенной нам свысока
От пределов и до беспределов? Страдая от жажды,
Мы течём по течению. Не иссякает река.
Это мы иссякаем, войдя в эту воду однажды.

Это мы выпадаем на землю осенним дождём
И зарёванно смотрим в холодные смутные стёкла
Заоконья, где мы, спотыкаясь, куда-то идём,
Ускользая от смысла, который – то рядом, то – около.

Как порою сердца рвётся ритм!
Строки рвутся тоже, словно нити.
«Ну давай с тобой поговорим!» —
Прокричу я в тихоговоритель.

Исчеркаю серые листы.
Спрячусь в них, как белая ворона.
Чёрные каракули-кусты
Осыпаются осеребрённо.

Как силки – запутанница чувств.
Снег скрипит. Бесследность на крылечке.
Может, я чему-то научусь,
В сотый раз плясать начав от печки?

Стоять по локоть хоть в золоте, хоть в крови —
Элементарно. В Турции вон когда-то, в средневековье,
В бочках воров возили. Вор только всплыви —
А тут янычар с ятаганом! Нахмурит брови,
Да размахнётся, соббака, да сходу – вжик —
Так что нырнёшь и в зловонную жижицу поневоле.
А на кого обижаться-то? Заслужил!
Разные времена. Разные люди. И разные роли.

Чёрно-белым по мокрой бумаге
Под стеклом расплылась акварель.
В тёмной раме увязли овраги,
В талый снег провалился апрель.

В рыхлом сумраке прячется омут.
Как знакомы мне эти места!..
Вот – следы, уводящие к дому.
Только дом – за краями листа.

Дыгдынит дождь. Темно. Впадают в спячку
деревья, звери, бабочки, мечты.
Над водокачкой пролетают пачкой
пернатые, листая дней листы.
Что остаётся нам с тобой, бескрылым
подобиям? – Смотреть седьмые сны,
мусолить пальцы, сберегая силы
для (или до) ещё одной весны?

Рвёт на груди рубаху непогода,
гремит ведро пустое. Не пойму:
зачем я здесь торчу, средь огорода?
Кого пугаю?
Страшно самому
и грустно мне: кружится птичья стая
с прощальным криком. Скоро улетят…
Я тоже о других краях мечтаю,
да намертво
на жёрдочках
распят.

И снова осень. Рыжики поспели.
Над паутиной тропок и дорог
Серебряные тянут канители
Канатоходцы, что есть рук и ног
Бегут по ним под охладевшим солнцем
Ловить ворон, а может – сонных мух…
И кружится Земля, как веретёнце
И день и ночь. И никаких разрух.

Деревянный-деревянный Буратино.
Деревянные глаза и сердцевина.
И душа у парня тоже – деревяшка.
Хоть в воде не тонет тело – жить так тяжко!
Он протягивает руку, словно ветку —
Лучше б сделал, папа Карло, табуретку:
И полезная в хозяйстве эта штука,
И кормить её не надо, даже луком,
И не сохла б табуретка по Мальвине…
Скок в очаг, а он – фальшивый. На картине.