«Что там Везувий! Вот советского вулкана взрыв!» – как пишут советские газеты обычно. Но в тот день они помалкивали. И на следующий – тоже. И на последующий заткнулись, хоть и вышли всем хором.
…Летели под откос мосты… во рту. Продукция советских дантистов валялась в тот день на виду – под ногами. Обычные зубы тоже летели. Умудрялись выбивать даже глаза. И заметим, – глаза не вставные. Крепки же были подзатыльники. В тот день милиция зримо доказывала еще и неоспоримость нашего гуманного строя – бесплатное лечение. Чем больше убедятся в нем, тем лучше. Тогда убедились едва ли не всенародно. Черепа человеческие, будто для того и пригодные, чтобы их били, обнаружили тогда невероятную хрупкость – трещали по швам. И мыслящие, и только собирающиеся подумать. Было о чем.
«Это шахматы – еврейский бокс» – как метко заметили охранники. Так сколько там в гипс положили? Не в мрамор же их класть.
«Не Боже царя храни, а меня в народ не урони!» – вероятней всего, молились в тот день наверху, помятуя о рвении народном. Тяжело пришлось тогда народу, из всех народов состоящему. Хотя когда ему было легко – российскому?
Восемь мотополков, не считая многотысячного ГАИ (госавтоинспекция). Сто пятьдесят отделений милиции только в одной Москве. Не считая милицейских армий Щелокова. Гэбистских Андропова. И личной Брежнева, так сказать, для охраны. Мы не говорим о советской армии, тоже готовой прийти на помощь (не народу, конечно!). И все одно не хватает десяти тысяч милиционеров. «Каждый должен им быть!» – мечтал Хрущев. Каждый. И все равно бы не хватило. Десять на одного беспомощного или двадцать, до чего ж это мало! – плачет правительство. Ведь их же миллионы, хотя и беспомощных. Рыдает оно и ночи не спит. Вот если бы милиция в тот день была в полном составе. Люди бы лежали не только в больницах, но и вокруг. Сколько бы Красных площадей возникло! Вот отчего всенародного праздника не получилось. Хотя поработали не за страх, а на совесть.
«Да разве ж это работа! – само себе утирая нос, вопрошает правительство. – В сравнении с той, когда-то. А ведь как начинали! Истинно за страхом пошла тогда совесть. Компромиссом – этим ласкающим слух словечком и повалила. Когда-то бесстрашная Россия убоялась надолго. Смелость ее в братских вповалку могилах да в безвестных ямах, где на каждой ноге смельчака номерная бирка. И еще живет в убежавших. Вон какие смелые за ее рубежами!..»
Да, нелишне нам вписать в Книгу Книг еще и одиннадцатую Заповедь: «Не убоись!» Не они – страх нами правит.
Как сказал первый соцреалист – инженер человеческих душ – Горький: «Человек – это звучит гордо!» Особенно когда он не сдается и его уничтожают. И почему он и с выбитыми зубами гордо так не звучит, сукин сын? Вернее – звучит, но не так гордо.
Чаши стадионов. Почему бы не устроить показательные избиения для иностранцев? Ведь кидали же древние челове-колюбы живых людей разъяренному зверью. Зрители. Видимо, их еще стесняется Лубянка. А здесь – у себя дома – в тюрьме, где и стесняться не надо?
К великому неудовольствию стражей порядка, дубинки пришлось отменить. А так хотелось быть на уровне мировых стандартов.
Всю жизнь нас Европа с толку сбивала.
Диссидентов в России мало. Поэтому их легко сосчитать. К Андрею Дмитриевичу Сахарову также ходит негусто. Потому их легко выследить и сбросить под поезд, как Брунова…
Из восьми тысяч членосоюзописателей еще меньше настоящих, честных, способных и стоящих. Что вполне закономерно, ибо писатели не кролики, они и на воле не очень-то плодятся. А уж здесь им сам Бог велел одиночками быть. С одной стороны, это прекрасно – дефицит. А с другой – как же легко-то их перебить поодиночке!
Когда человек заблуждается, вовсе не обязательно ему проламывать череп. Да и в чем мы, собственно, заблуждаемся?
До чего же КГБ не любит поэтов. Даже чужих. Скажем, не нравится Рильке – убивают его переводчика (сам-то он в недосягаемости – давным-давно умер, а переводчик – вот он, жив. И входит к себе в подъезд, как ни в чем не бывало. И даже не оглядывается, наглец).
До чего же КГБ ненавистны поэты! Тем более однажды уже побывавшие там. Даже если они и тихони (эти еще больше их раздражают, в отличие от горланов, которые, как правило, стреляются сами).
Костя Богатырев был доставлен в больницу с переломом основания черепа. На попытку врачей оказать ему первую помощь заметили: «Не надо! Ну зачем же ему жить дурачком?!»
Куклы начинают жить, когда опытный актер одевает их на руку, большой и средний палец пропускает в руки куклы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу