Лев Халиф - ЦДЛ

– Посмотри, брат мой, какую дохлую мышь родила эта гора, на которую мы с такой надеждой глядели. Ну кто бы мог подумать, что Запад такой крохобор…

И я опять должен был бы сказать:

– Еще не вечер, Назым, это, видимо, еще не Запад, а все еще Россия, эдаким землячеством без земли. Россия без России, но пахнет так, будто ее и не уносили от меня так реактивно и молниеносно в панике, что я вдруг раздумаю и с самолета сойду. Слишком долго я, видимо, упирался взойти на ковер в самолет.

– Россия – и на свободе! – конечно бы удивился Назым.

– Да видел бы ты эту «Свободу», приютившую эту Россию, – сказал бы я, – ее куда смелее глушат, чем она вещает. Так вещает, будто ее и впрямь стращают, а может, уже за глотку взяли, если хрипит…

– Не может быть, – не поверит Назым.

– Век бы мне свободы не видать! – (так клянутся в лагерях блатные и обязательно коготь свой при этом куснут) – старый лагерный волк, хоть и турецкий, он превосходно это поймет.

– И кто ж там последний, чтоб в очередь встать?

– Да первые все, – говорю, – гей, славяне! Жены работают, а мужья спасают Россию.

– Бок о бок с теми, кто ее проморгал? – конечно же поинтересуется мой покойный наставник и друг.

– Не только. И с теми, кто ее обожал, но сбежал и еще сбегать продолжает, а шепот свой псевдонимом подписывает. «И где ж твое право решающего голоска?» – «А он засекречен», – быстро-быстро он мне отбормочет и дальше спасать побежит.

– Ну а «Грани» тети Мани? Этот журнал расовый мадам Тарасовой? – безусловно, спросит Назым.

– Так это ж один хрен (точнее, орган) с «Посевом». А как известно, дома не сев, не ходят в «Посев». Мы, видишь ли, им интересны, покуда сидим. Давайте наоборот, – я им предлагаю, – вы садитесь, а мы постоим и повостор-гаемся вашим мужеством, если вы его вдруг обнаружите…

– Посев, поссав, досааф, короче – что посеешь, то пожнешь, – видимо, уже посокрушается он. – Ну а этот, как его – толстый?

– Журнал? (В чужих руках все журналы толстые.)

– Нет, редактор, вот черт – вылетел из головы. А впрочем, не важно. Есть же еще «Время и мы»…

– Да мы-то ничего, а вот время – так себе, – говорю, – непонятно, на кого работает. Да и потом, если меня не печатал Чак – кагэбэшник, то почему меня должен печатать его подручный? Кстати, как сказал мой друг Бах – «С немного оттянутым „Я“ он выглядит куда правдивее – „ВРЁМ Я И МЬГ».

– А «Континент», этот «Новый Мир» парижский?

– Ну, там-то я тиснут, невзирая на очень строгий отбор. Но мне этого мало. Ты же знаешь, что я межконтинентальный.

– Как ракета, – подтвердит Назым.

Есть еще, правда, «22», «37», «64», «ВСРХД», «Вехи», «Смехи», «Эхи», «Охи», «Ахи».

Или этот третьесортный и коротковолновый, чей редактор, как паровоз, – только успевай подставлять рельсы… И перо сзади, чтоб с этих самых рельсов не падал. Да что говорить – журналы ныне растут, как грибы в русском лесе. Вот новый собирается выходить… из-за угла – «НЕ УХОДИ, О МУЗА, ДАЙ ЖЕ КОНЧИТЬ!». За ним выглядывает что-то еще и еще… Можно подумать, вся русская литература сбежала и ей негде печататься, а Запад спешно изучает великий русский язык, который ему как китайский. Но ничего, дай бог, осилит. Куда ж ему деться, коль столько талантов пригрел. В глазах темно – сколько просоветско-антисоветских изданий. Пальцев не хватит считать, а писать когда?

– Видимо, изгнанье, оно, брат, везде изгнанье, – посетует сам первостатейный изгнанник, – и выход один – всемирным писателем становиться и выйти сразу на всех языках.

А что, над этим стоит подумать, соглашусь я, главное, чтоб книга на иностранный язык попала, а уж на зуб отечественный всегда попадет. А сам думаю: язык не стрелка – его нельзя перевести. Но это не значит, что я под откос собрался.

А может, это не Запад, ведь компаса не было под рукой, говорит Даня, летел сломя голову, и скорость радовала глаз, да и кровь пьянило от ощущения, что так быстро назад все опостылевшее отлетает… Может, это просто воображение шутит? Собор аэропорта уже следующего века, а рядом средневековый хасидский район, где в субботу тебя закидают камнями, если вздумаешь там проезжать. Забредаем мы как-то с приятелем в какой-то район непонятный и видим, красные флаги висят, – неужто к коммунистам в гости попали? Да нет, оказались брачные простыни, вывешенные напоказ, – видите, какие у нас честные дочки! Мы, оказывается, наткнулись на древний обычай то ли амишей, то ли еще каких староверов – у них, оказывается, вчера коллективная свадьба была. Но это что! Когда мы увидели невест вчерашних – мой приятель в ступор попал, так испугался. Представляешь, до ближайшей станции сабвея нес на плечах. Тут же заехал на Брайтон и поделился с кем-то про этот район, пытаясь выяснить – кто же это на самом деле были. А мне говорят: «А черт их знает – мы в Америку не ходим. В современную – еще куда ни шло, и то только первое время, а в древнюю тем более зачем ходить – у нас самих здесь местечко…»