Лев Халиф - ЦДЛ

Город Большого Яблока. Вавилон. Коктейль с бетонной соломинкой. Новосветопреставление. Американский Алма-Ата – как сказал бы казах, почесывая пах и при этом плюясь нещадно. Еще один повод для войны Троянской. Это еще ООН раздоров с Трояновским во главе (импотенты, им не нужна Елена Прекрасная, им хочется знамя воткнуть здесь красное).

И здесь к восторгу нелишне статистику подпустить. Каждый метр Америкаса – Авеню всех Америк – стоит столько золота в унциях, тоже троянских, что человеку там даже страшно стоять. Другое дело, зачем ему топтаться на месте? И он опускается вниз, где ежедневно пробегает 13 179 поездов, перевозящих 7 миллионов пассажиров, и где ходят пешком миллионы крыс. 40 тысяч собак ежедневно загаживают 882 парка и сквера, и каждые 5 минут здесь рождается будущий президент. Каждые 5 минут здесь происходят насилия. Каждые 7 минут заключаются браки, едва ли счастливые, если в последующие минуты разводятся куда больше. Здесь у каждого свой английский, с которым в Англию едва ли есть смысл соваться, но зато можно зайти в 33 тысячи ресторанов, как правило затемненных, ибо готовят – не бойся – не проглотишь язык! Кстати, чтобы их обойти и посидеть в каждом, потребуется 16 лет. Но зачем обходить – во-первых, дорого и невкусно, а во-вторых, есть 100 тысяч такси, чьи практичные спины горбаты рекламой. И все о том же – уронись мошной! Утони в ширпотребе, споткнись и купи! А я поначалу думал, что на этих спинах лозунги возят типа: «Родители, не роняйте своих детей!» Только подумал, как на меня чуть взрослый не уронился, но, слава богу, его на лету уговорили, и он раздумал дальше лететь.

Нью-Йорк – символическая птица – синица (интересно, а есть ли в Штатах штат, чья эмблема журавль в небе? – да ни в жисть! – здесь все реалисты), дерево – клен, число графств в штате – 62, великие озера – Онтарио и Эри. Самые высокие горы Адирондакские. Свобода – статуей и не только, а нынешний мэр – прокурор… Но это потом, а пока я еду.

30-е улицы – и вот уже стали сновать хасиды с косичками пейсов, в неснимаемых своих лапсердаках и в лисьих шапках (и это в тропическую жару?!). А ближе к даунтауну замелькали китайцы, но уже без косичек. В небе плывут дирижабли с рекламой, а внизу проплывают шляпы, чалмы и сомбреро, а также фески, ермолки и что-то еще. На улицах тесно, но это не значит, что все шагают в обнимку, разве что геи – эти в обнимку всегда, так что в сравнении с Парижем влюбленных что-то не видно. Разве что влюбленные в свои права лесбиянки, чей лозунг «обнимемся» – однопол. Далее призывали к объятьям уже всех без разбору. Обнимемся, братья и сестры, почему бы нам не обняться?! – подумал я от избытка чувств, меня охвативших. Я же так мечтал узреть патриотов планеты – космической нашей провинции, пусть солнечного, но уезда, настолько заброшенного, что просто бессовестно быть патриотом только своего угла-континента и только своей халупы-страны. Никто же не кричит, что он патриот своей улицы или что он патриот только своей постели, будучи при этом и патриотом своего желудка, то и дело бегающего к врачу, ставящему беспощадный диагноз – скоро он вообще переберется жить в унитаз. И настоятельно советующего отрастить еще одно мягкое место, чтоб хоть как-то сохранить фигуру. Не будучи диетологом, я тоже замечаю, что дистрофики здесь с таким мешающим походке задом, что в Сошиал Сервис Собес не влезает. По-моему, им еще и приплачивают, чтобы он не худел, исходя из совершенно правильной мысли – с толстым задом не побунтуешь. Америка – страна толстяков, и больше всего их в Нью-Йорке.

Заинтригованный величием Запада, где даже заложников брать невозможно – тут же просят их навсегда оставить, я, безусловно, допускал, что в сравнении с Востоком Запад – рай, не без ада, конечно, но все же Эдем. Ну а если не сравнивать Запад – кто же Запад тогда? Несравненный, он станет обычным. Но Земля должна иметь своего орла и решку, а также извечный спор – кто зад ее оборотный, а кто пусть неважное, но лицо. Это сверху виднее, а я, между прочим, пока понизу еду.

Нью-Йорк – черно-белая улыбка, где даже бродяги немытые и опустившиеся не спеша опускаются дальше (было б откуда) и принципиально не берут положенных им государственных денег. Это банкроты от безденежья сигают вниз головой с высоты многоэтажной Америки, так сказать, опускаются сразу. А эти вон как царственно перебирают ногами. Но это когда-то сигали с сигарой во рту банкроты, ныне в самый момент приземления им подставляют мешок с деньгами. Здесь забота о ближнем, тебя потрошащем, превыше всего. Так что прикрыли трубу, в которую они вылетали. И вообще самоубийцы здесь почему-то любят публичную смерть. А вообще-то смерть здесь частное дело. Смерть тут отнюдь не государственный промысел. Сыновья Свободы ночуют под сенью ее, в отличие от тех, кто прямо в ней спит, хотя полиция считает, что не принято в символах дрыхнуть. Один клошар, а по-здешнему – бам, когда его благодати этой лишили, сказал: «Ведь ее, между прочим, французы отлили, а американцы лишь на ноги ставить ее помогли, а у французов именно с женщиной принято спать…» Вот он, символ Свободы, в утробе которой спит клошар, эмбрионом согнувшись.